Священник Симеон Шлеев*
Что такое Православие?
(Предсоборные
думы православного)
Поминайте наставники ваша, иже глаголаша Вам
слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их. Исус
Христос вчера и днесь той же и во веки (Евр. XIII, 7 и 8)
Верую: во единую святую соборную и
апостольскую церковь (Символ веры).
Век, в который мы живем, есть век страшной спутанности понятий; самые
простые и основные истины, считавшиеся в течение столетий непреложными
аксиомами, теперь толкуются и понимаются самым различным образом; то, что
искони считалось добром, теперь многими считается злом, и наоборот. Что такое,
например, православие? Беседуя на этот счет с современными пастырями, я много
раз убеждался, что слово это понимается теперь слишком узко, каждым по-своему,
не так как учили о том святые отцы, творений которых они не знают, да и
знать-то многие не желают, а как подсказывает им их страстное, грехолюбивое
сердце. В духовной литературе тоже как-то мало встречается прямых ответов на
этот вопрос. В №52 «Колокол» за 1906 г. Энгельгард начинает этим вопросом свои
«письма о православии», но, увы! ясного ответа на этот вопрос в этих письмах мы
не находим. А между тем вопрос этот так важен, особенно теперь в предсоборное
время, когда на церковь нашу сыплются со всех сторон и еще более могут
посыпаться обвинения в том, что она отступила от истинного православия. Не в
газетных статьях, часто наскоро написанных в атмосфере чайных паров и табачного
дыма, уместно было бы разобрать теперь этот вопрос, а посвятить ему серьезные
журнальные статьи и даже солидные научно-богословские трактаты и исследования.
Своей краткой заметкой я хотел бы только обратить внимание на этот вопрос,
столь важный в настоящее время, и поделиться своими, по этому вопросу, мыслями
и впечатлениями.
Весьма распространенным среди современного
духовенства и интеллигентных мирян является в настоящее время тот взгляд, что
православие состоит в незыблемом хранении догматов христианских, и только; все
же остальное называется внешним, обрядным, а потому и не составляющим сущности
православия. Невольно является мысль, не потому ли этот взгляд получил столь
широкое распространение, что он не налагает на человека тяжелых обязанностей, а
является, наоборот, крайне легким и удобоносимым.
Такой взгляд на православие может
удовлетворить лютеран, пашковцев и других родственных им сектантов,
утверждающих, что для спасения нужна только вера.
Истинное же православие учит иначе; оно
говорит: «и беси веруют», «вера без дел мертва есть», «аще
имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ни что же есмь» (1
Кор. 13, 2). Лютеране и вышеупомянутые сектанты также не отрицают того, что
человек должен стремиться к добру, но думают, что для этого достаточно одного
доброго произволения, одного усилия человеческой воли, известного образования и
воспитания. Не отрицают добрых дел и современные атеисты. Но что это за добрые
дела? Случайные нравы сердца, перемешанные с массою греховных пожеланий и
недобрых поступков, которые при пониженном обыденном критерии могут дать
некоторое подобие добра, но с высшей христианской точки зрения в большинстве
случаев способны только заменить одни формы зла — грубого, ясного — другими,
более утонченного, неясного, замаскированного хитросплетенной неправдою и
ложью. Не так смотрит на дело истинное православие. Качество наших дел по православному
учению находится в прямой зависимости от внутренних качеств нашего сердца: «добрый
человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из
злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста
его» (Лк. 6, 45), «не может древо доброе приносить плоды худые, ни древо
худое приносить плоды добрые» (Мф. 7, 18). Поэтому оно считает абсолютным
добром одни только душевные добродетели; равно как абсолютным злом один только
грех; все же остальное, как то: богатство, знатность, благополучие, здоровье,
образование, внешнее воспитание, счастие или несчастие, даже самая жизнь или
смерть считается по терминологии древних святых отец «средним» («Добротолюбие»
Творения Св. Иоанна Кассиана), то есть таким, которое может быть и
добром и злом в зависимости от большей или меньшей чистоты сердца,
пользующегося всем этим.
Итак, первое и самое главное дело — это
устроить самого себя — очистить сердце свое от греховных наклонностей или так
называемых страстей, которые во множестве коренятся в сердце человека и
руководят его действиями, направляя их от вожделенного от природы блага к
ненавистному и в то же время вечно творимому и повторяемому злу. Борьба с этими
страстями должна составлять поэтому главную цель земной жизни каждого человека,
стремящегося к истинному общему благу. Здесь мы подходим к стройному учению
святых отцев о страстях, как причинах общемирового зла, которое составляет
основу православного учения о нравственности, и о котором так редко теперь
приходится слышать в церквах православных. По тому же учению святых отцев
следует, что высшие добродетели не даются человеку сразу, а что для достижения
их, кроме благодатной помощи, нужно еще известное упражнение в более легких
добродетелях при помощи чисто земных средств, имеющее целью просветить
помраченный человеческий разум — сделать его способным отличать добро от зла и
главное укрепить слабую и лукавую волю, сделать ее послушной разуму, наклонной
к деланию добра. Такими средствами являются: молитва, пост, воздержание, труды
бденные и другие аскетические подвиги. Все это должно высоко цениться истинным
православием и свято сохранятся наравне с догматом, как важнейшие средства к
достижению конечной цели православия — нравственного совершенства и душевного
спасения. Всякое целебное средство только тогда излечивает болезнь, когда
дается в надлежащих дозах, в меньших же дозах может не оказать никакого
действия, так и вышеприведенные душеполезные средства только тогда помогают
человеку, если ими пользоваться в надлежащих размерах, выработанных опытом
святых отцов, поэтому вопрос о количественном и качественном изменении постов,
сокращении Богослужения и замене древнеправославных церковных форм новыми
является далеко не таким простым и маловажным, как это представляется некоторым
представителям современного духовенства. Пусть кричит леность и духовное
равнодушие с маловерием, что для истинной молитвы достаточно самого короткого
времени и что поэтому древне православные длинные церковные службы надо вовсе и
втрое сократить. Истинно православная церковь должна разъяснить своим заблудшим
чадам, что молитва, молитвословие и Богослужение не вполне тождественные
понятия, что Богослужение не есть только молитва, а могучее просветительно-воспитательное
средство, заключающее: 1) художественное образное воспроизведение главнейших
событий ветхо- и новозаветной историй, имеющее целию подействовать на чувство
молящихся; 2) обширный поучительный отдел, заменяющий собою школу
духовную, просвещающий разумение слушающих и разъясняющий сущность
догматического и нравственного христианского учения; 3) средство,
упражняющее и укрепляющее волю несением «трудов бденных», связанных с истово
совершаемым Богослужением. Сократите Богослужение, как это сделали почти
везде в церквах православных, и вы лишите половины его значения, и в результате
получите непременно все те печальные последствия, которые мы наблюдаем чуть не
на всех современных нам православных — религиозное равнодушие, религиозное
невежество и слабоволие. Не должна истинно-православная церковь легкомысленно
относиться к этому великому просветительно-воспитательному средству. Но
загляните в наши храмы, поговорите об этом с нашими пастырями и вы убедитесь,
что пропустить более половины службы считается ими делом маловажным: «все
равно-де как молиться»… какое грубое непонимание, какие ужасные последствия! И
все это на языке современной церкви называется «христианскою любовию», которая
«все терпит», терпит спокойно, как ближний наш тонет или как другие его топят,
не терпит только подвигов духовных.
Пусть доказывает чревоугодие и сластолюбие с
невоздержанием, что посты наши слишком тяжелы, истощают силы и губят здоровье.
Истинно православная церковь Должна свято и неизменно хранить их, как могучее средство,
просвещающее разум, обуздывающее плоть и укрепляющее волю человека через
упражнение в воздержании, как мать истинного здоровья. При этом она должна
твердо помнить и всюду словом и делом проповедывать, что только продолжительный
пост и может оказать перерождающее действие на тело и укрепляющее на душу и
волю человека.
Сократите посты, и вы лишите их всякого
смысла и значения, останется одна форма без внутренней силы и содержания. Пусть
пишут (либеральные) высокоумные академики на страницах духовных журналов, что
апостольские и соборные святоотеческие правила археология, что большая половина
их устарела и не может служить руководством для современной православной
Церкви. Истинно православная Церковь должна строго держаться канонов, памятуя,
что составлены они святыми отцами, устами которых глаголет Дух Святый, и
признает только такое церковное творчество, которое имеет целию «не разорити
закон, но исполнити». В наш век нечестия и господства страстей особенно
рискованно полагаться на эту творческую способность Церкви. Главная беда нашего
православия не в том, что пастыри наши живут не так, как заповедали им святые
отцы, тогда они были бы просто грешники; но беда в том, что они считают большую
часть этих святоотеческих заповедей и воззрении устаревшими, не только не
читают святых отец и не», знают их, но и не хотят знать, не только не учат
тому, но и не находят нужным учить, предпочитая руководствоваться своим
собственным, помраченным страстьми, разумом, не возбраняющим пастырям нашим с
удивительным спокойствием и самоуверенностью в общественных местах, например,
на вокзалах сидеть за «парой пива» с папироской в зубах, а монахам и
миссионерам с той же самоуверенностью есть в пост ветчину и колбасу, такое
отношение к учению святых отцов немного более, чем просто прегрешение... Мало
доброго можно ожидать от таковых «творцов» в деле церковного домостроительства
— пожалуй, тогда от истинного православия не останется и камня на камне.
Многие другие, еще более частные детали
древнего православия нам кажутся малозначащими лишь потому, что мы слишком
«омирщились», удалились от всего церковного, слишком поверхностно привыкли
судить о предметах и перестали понимать их глубокий внутренний смысл и
значение.
Таким образом, мы видим, что все то, что
теперь с каким-то особенным равнодушием называется обрядностью и внешней
формой, в сущности, есть могучие просветительно-воспитательные средства,
имеющие самую тесную связь с конечной целью православия — нравственным
совершенством чад Церкви, а потому все это должно высоко цениться истинным
православием и так же свято сохраняться, как и догматы. Уже и а priori ясно,
что истинному православию, кроме хранения в чистоте догмата, должны
принадлежать еще и воспитательно-просветительные функции. Церковь ведь наша
мать, а главные обязанности каждой хорошей матери — дать надлежащее воспитание
своим детям. Истинное воспитание сводится к трем задачам:
1) воспитать чувство — сделать сердце
воспитанника теплым, отзывчивым, восприимчивым, полным интереса и любви. Главнейшим
церковным средством здесь является Богослужение, истово совершаемое, с
надлежащим церковным пением, крестные ходы и тому подобное. Пренебрежение этими
средствами ведет неминуемо к религиозному равнодушию и теплохладности.
2) Образовать ум. Это достигалось
поучениями, которые составляют неотъемлемую принадлежность истово совершаемого
Богослужения как дневного, так и вечернего, и заменяют собой целую школу.
Пренебрежение этой задачей сокращение и опущение чтения толкового Евангелия и
поучений ведет к религиозному невежеству. Наконец,
3) укрепление воли, достигается строгим
подчинением своей воли святоотеческому уставу, упражнением в телесном
воздержании и несением «трудов бденных» ради Господа и другими аскетическими
подвигами. Пренебрежение всем этим ведет к слабоволию, лености'' и ко
всякого рода греху. И, действительно, древнее истинное православие, высоко
ценившее все эти средства, имело огромное воспитательное значение для русского
народа. Можно сказать, все коренные лучшие черты русского народа создались
православием. Апостолы и святые отцы так высоко ценили эту функцию церкви, что
в своих «правилах» епископов и пресвитеров, не радящих о причте, и не учащих
благочестию предают отлучению и упорствующих в сем нерадении и лености
извержению (58 апостольское правило). Забыло и перестало понимать эту
просветительно-воспитательную задачу современное православие, теперь
православный должен сам себя воспитывать, церковь перестала быть школой, она
стала баловницей-матерью, которая дает и сама придумывает всякого рода
послабления своим чадам, какие только они пожелают. Плоды такого новомодного
воспитания всем, конечно, известны, и у всех перед глазами. Что-то услышат наши
пастыри за это от Господа? Быть может, по смыслу вышеприведенных канонов многие
из наших пастырей давно уже вычеркнуты из списка небесного и являются поэтому
не епископами и пресвитерами, а безблагодатными самозванцами… Наконец, едва ли
не самой главной принадлежностью и обязанностью истинно-православной церкви
является хранение и преподавание в совершеннейшей чистоте нравственного учения
Христа и Его учеников. Если же церковь будет одни нравственные истины
замалчивать, другие трактовать применительно к господствующим политическим и
общественным взглядам, третьи — считать достоянием одних только монахов, а сама
в лице своих представителей жить и других благословлять, жить но иному,
упрощенному и сокращенному кодексу нравственности, то такая церковь, каким бы
именем себя не называла, явится слишком плохой руководительницей ко спасению и
мало пользы будет от такого «православия».
Будем помнить семь церквей, про которые
повествуется в Апокалипсисе. Все они были, конечно, по внешнему устроению
«истинно-православными» — имели самую непосредственную преемственность от
Апостолов, трехчинную иерархию и прочее, но... утратили внутренние признаки
истинного православия; перестали быть «столпом и утверждением истины», «неимущими
скверны и порока или нечто от таковых — святыми и непорочными», и что же?
Не спасло их видимое православие от суда Божия. Лаодикийская церковь, например,
утратила только прежнюю горячую ревность в исполнении своих обязанностей, и вот
какой приговор услышала от Бога: «знаю твои дела, ты ни холоден, ни горяч, о
если бы ты был холоден или горяч! Но так как ты теперь и не холоден и не горяч,
то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: я богат, разбогател и ни в чем
не имею нужды, а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг.
Советую тебе купить у меня золота, огнем очищенного, чтобы обогатиться, и белую
одежду, чтобы одеться и чтобы не видно было срамоты наготы твоей и глазной
мазью помажь глаза твои, чтобы видеть» (Ап. 3, 15-18). Сардийскую церковь,
дела которой тоже не были совершенны пред Богом, не спасло от осуждения за это
и то, что в числе ее чад было несколько человек, которые не осквернили одежд
своих. Только одна Филадельфийская церковь, ничтожная по числу своих членов, но
твердо держащаяся предания и правил в
делах своих,
удостоилась похвалы и награды от Бога. «Знаю дела твои… ты немного имеешь
силы и сохранил слово Мое и не отрекся имени Моего; зато Я возлюбил тебя, и,
как ты, сохранил слово терпения Моего, то Я сохраню тебя от годины искушений,
которая приидет на всю вселенную…» Уж не прообраз ли современных нам
церквей эти, описанный в откровении Св. Иоанна Богослова, церкви?
Слушая все реже и реже произносимые проповеди
современных пастырей, нередко приходится убеждаться, что истины христианские
трактуются в них иногда несогласно с учением святых отцов, по собственному
желанию и помраченному страстьми, разумению. Но, скажут, православная церковь
сильна благодатию. На это я приведу слова бывшего обер-прокурора Святейшего
Синода Оболенского, сказанные им при открытии заседаний первого предсоборного
присутствия. «Мы все православные христиане, знаем твердо, что вообще никакое
дело человеческое неосуществимо без помощи Божией, а дело спасения нашего есть
уже в прямом смысле дело Божие, дело Его милости и Его благодати. И хотя эта
милость и эта благодать даются всем людям, и даются даром, получают ее только
те, которые делают для того усилия, которые совершают все необходимое, чтобы
эту милость получить» (Колокол, № 254, 1906 г.). Сам Бог устами премудрого
глаголет, что только «ищущие Мене обрящут благодать».
Самое спасительное и величайшее таинство —
причащение только тем помогает, которые приступают «достойно», «ядый же и
пияй недостойно» от сего таинства, по слову Апостола, не только не получает
благодатной помощи, но «суд себе яст и пиет».
Главной задачей предстоящего церковного собора должно быть
восстановление в древней чистоте вышеупомянутых, указанных Апостолом Павлом,
внутренних признаков истинно-православной церкви. Правильная постановка
церковного учительства, поднятие нравственного уровня духовенства и, в
частности, нашего пресловутого, в конец деморализованного монашества, реформа
семинарий в смысле поднятия духовного образования и воспитания их питомцев,
утверждение древних канонов и святоотеческих правил и выработка гарантии к их
исполнению и проведению в жизнь, установление правильного, согласного с заветами
святых отцов, Богослужения, совершения таинств и потреб — вот вопросы, которые
должны быть поставлены на первый план и в первую очередь разрешены предстоящим
собором, если же собор отложит эти вопросы, как это теперь предполагается, и
займется внешним устройством церкви, то это мало поможет делу: за ризами
патриаршими мы будем видеть все ту же «срамоту наготы» и всякому истинно
православному, не впавшему еще в теплохладность и религиозное невежество, все
так же душно и тяжело будет в церкви православной после собора, как невыносимо
тяжко теперь. Не вернет древнего благочестия и проектируемое устройство
приходов. Теперь настало время, когда истина на стороне меньшинства; нетрудно
предугадать, что скажет нам современный приход: службу сократить, проповеди
заменить итальянскими концертами. Святые отцы устарели, мы сами лучше их все
знаем и понимаем, аскетизм — глупость, овцы превратятся в пастырей, а пастыри в
овец и вся деятельность нового прихода сведется к внешнему золочению храма, к
насаждению всюду итальянского пения, к кормлению в приходской столовой 5-6
старух и 2-3 десятков ребят и к окончательному разрушению всего того, чем
питали, согревали и спасали свою душу наши благочестивые предки. Ох! Тяжело!
ж. Правда Православия. 1907
№10-11.
* Сын единоверческого священника Симбирской губернии. Ревностный защитник и поборник Единоверия, участник Освященного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. С 1918 г. – Епископ Охтенский (единоверческий), с 1920 г. – управляющий Уфимской Епархией. Принял мученическую кончину в 1921 г., в канун Преображения Господня, в г. Уфе. Канонизирован в сонме Новых мучеников Российских.