ЕПИСКОП АНДРЕЙ УФИМСКИЙ.

ДЕСЯТЬ ПИСЕМ О СТАРООБРЯДЧЕСТВЕ.

1923—1925 гг.

 

1. Семинарская ложь о старообрядчестве.

 

К числу великих грехов наших, так называемых, «Духовных семинарий» можно отнести всю семинарскую литературу о русском расколе старообрядчес­тва. Вся казенно семинарская история раскола старообрядчества и обличение этого мнимого раскола ¾ эта одна сплошная ложь, за самым ничтожным исклю­чением, обыкновенный казенный взгляд наших богословов на раскол тот, что раскол ¾ это продукт народной глупости и необразованности. Буквально так и говорили печатно наши синодские миссионеры в роде Айвазова, Скворцова и др. И только очень немногочисленная группа русских мыслителей смотрели на раскол иначе. В числе великих русских мыслителей, которые умели гово­рить о расколе гражданскую правду, был Никита Петрович Гиляров-Платонов. Его перу принадлежит прекрасное, хотя и краткое сочинение под заглавием «Логика раскола»[1]. Гиляров в этом сочинении сказал, что при петербургском казенном православии, при страшном презрении к религии, которое воспиты­вается этим казенно-полицейским православием, — все чистое, честное и совестливое должно отойти от этой государственной церкви и создать свои свободные общины или в старообрядчестве, или в расколе сектантском. И действительно, раскол и сектантство от времени только развивалось, не­смотря на все судебно-полицейские преследования. Между тем, политика по­кровительства Церкви государством продолжала развращать самих служителей Церкви, пока дело не дошло до страшного распутинства, когда грязный, при­дворный развратник стал явно командовать рясофорными чиновниками Церкви, а православные только молчали и смирялись пред всякою житейскою мерзостью. В это время старообрядцы мудро хранили заветы лучших русских людей и свою родную христианскую культуру. В этом отношении чрезвычайно характерно мне­ние митр. Московского Филарета, который говорил, что пути Божии не исповедимы, и что только русское старообрядчество спасло в 18-19 вв. русскую иерархию от католичества, а русскую аристократию от придворного протестан­тизма. Да и до ныне старообрядчество осталось верным Христу и Его Церкви среди всеобщего русского богоотступничества. Старообрядчество выстрадало себе свою иерархию. Эта иерархия, хотя канонически и оспариваемая, все-таки осталась верною церковным началам и не поддалась на соблазн цезаропапизма. Старообрядчество в своих общинах сохранило церковный общественный, соборный разум и подлинно христианский принцип: свободы, равенства и брат­ства. — Итак, несмотря на двухвековое гонение, несмотря на всю ученую ложь о сущности старообрядчества, несмотря на всю клевету на него, старо­обрядчество донесло до наших дней истину подлинного православия и сохрани­ло чистым и не запятнанным идеал церковно-общественной жизни. Позвольте! Позвольте! Как же вы расхрабрились написать это в пятьде­сят лет? А раннее молчали? Этот вопрос — упрек моего читателя по моему адресу я признаю вполне законным, но вношу маленькую поправку: я говорил о старообрядчестве правду с 1901 года: говорил хотя и очень слабо. Тогда гремели еще такие авторитеты, как Субботин, Ивановский и сам Победоносцев. И никакой голос критики не мог сломить господствующей злой системы — преследования свободы совести. Но теперь нужно быстро исправить все эти ошибки прежнего времени, которые породили в России столько зла и бессовестности.

 

2. Старообрядчество, как неудачный термин.

 

            Трудно сказать — откуда взялся этот термин: «старообрядчество», но можно твердо сказать, что этот термин вполне неудачен, п.ч. он вовсе не выражает сущности того огромного исторического явления, которое называет­ся старообрядчеством. На старообрядчество имеется несколько взглядов: одни думают, что это проявление русской некультурности. Так смотрели наши миссионеры и полицейские власти. Другие думали, что это земское движение — народный протест против государственного гнета, начавшегося со времени Петровской реформы. Третьи смотрели на старообрядчество, как церковно-культурное явление, как на великую попытку русского народа сохранить свою народную душу и охранить весь быт русской земли от разлагающего влияния городской цивилизации. Последний взгляд совершенно справедливый. Старооб­рядчество сохранило, действительно, в своей среде подлинно русскую куль­туру, свою народную, вполне свободную республику. От царской власти ста­рообрядцы претерпели только гонения, в большей, или меньшей степени, на­чиная со времен импер. Петра. Императоры требовали безусловного молчаливого послушания себе. Старообрядцы требовали себе свободы мысли и свободы об­щественной жизни. Императоры вносили в жизнь народа начала немецкой госу­дарственной цивилизации. Старообрядцы выступали против этого насилия циви­лизации с проповедью свободы народного духа и народной культуры. Правда, руководители старообрядческого движения очень часто не умели толково вы­разить свои мысли, но инстинкт истины, чутье подлинной правды их никогда не покидало и одушевляло их на двухвековое страдание за правду. Меж тем многочисленные миссионеры вели недостойную предательскую политику по от­ношению к старообрядцам; с одной стороны они выставляли старообрядцев представителями народного невежества и тупого упрямства; с другой стороны миссионеры натравляли гражданскую власть на старообрядцев, как на каких-то бунтовщиков, т. обр. самые сильные культурные натуры русского народа изго­нялись и на Кавказ, и в Румынию, и в Сибирь, и даже в Монголию. И ехали русские люди в чужие края, под кличкою старообрядцев, покидая родную зем­лю, никем непонятые и всеми оклеветанные. Общее движение против них заклю­чалось в том, что они будто бы фанатики — обрядоверы. На самом же деле старообрядцы никогда не были обрядоверами, но всегда помнили ту простую психологическую истину, что обстановка — или воспитывает, или развращает человека. И вот, защищая право собственного самоопределения старообрядцы и страдали за свой родной быт, и из них-то и выработались первые русские сознательные граждане. А те, кто гнал старообрядцев, как были рабами и лакеями, так и остались ими доселе. Ранее они клеветали на старообрядцев, а теперь клевещут на так называемых староцерковников, обличающих беззако­ние «Живой Церкви».

Старообрядцы 17-18 вв. — это ныне гонимые староцерковники. Господствую­щая Церковь 17-18 вв. — это нынешняя Живая Церковь с ее тюрьмами и крепос­тями, с продажностью и антицерковностью.

 

3. Старообрядчество и безобрядие.

 

Если принять термин «старообрядчество» для тех, кто упорно остался верен старине, и кто упорно называл себя просто сынами истинного древнего православия, то как назвать тех, которые изменили древне-церковному быту? Их нужно бы назвать Новообрядцами, но ни одного нового обряда ими не было введено в жизнь и только искалечены были старые обряды. Введены были новые богослужебные книги, и вместе с этими книгами — полное нарушение всякого устава и введение одного полукощунственного правила: «аще изволит настоя­тель». Т. обр. можно вполне беспристрастно назвать новое направление жизни, противоположное старообрядчеству — просто безобрядием. За старообрядче­ством осталась, т. обр. церковная дисциплина и церковная благовоспитанность, а среди новообрядцев, как их печальная привилегия, стали развиваться ре­лигиозное разгильдяйство, нравственная распущенность и общая беспринцип­ность. Старообрядцы защищали для себя свободу церковной жизни, и по сущест­ву своему они были подлинными республиканцами с великолепным идеалом биб­лейской теократии. Это были народные защитники народной культуры. Новообрядцы по существу своему были всегда лишь безобрядниками, преклоняясь толь­ко внешним блеском полицейской государственности, они в глубине души были только рабами и лакеями всякой власти, лишь бы она согласилась их кормить. Этот принцип глубоко антинародный и антикультурный иногда выражался в жизни с крайним цинизмом. Так один гордый любимец императора Александра I-го Аракчеев, когда ему говорили, что все его мероприятия вредны для оте­чества, то он отвечал: «что мне отечество, был бы только доволен царь-ба­тюшка». Такое проклятое лакейство перед царем, наконец, создало ту позор­ную главу русской истории, которую можно озаглавить «распутинщина». В это время неумный царь стал почти членом хлыстовской секты, а служители Церкви забыли свои обязанности пред церковным народом и раболепствовали пред незаконною властью. Таковы были не старообрядцы. А старообрядцы с ужасом смотрели на это дыхание антихриста и предсказывали близкое падение всей этой «никонианствующей иерархии со всеми ее регламентами миссионерскими и комиссионерскими. И скоро исполнилось это предсказание и развалилось все до основания. И обнаружились язвы «господствующей Церкви. Господствующая иерархия оказалась глубоко оторванною от народа, ему неизвестною и для него ненужною. Народ, воспитанный на насилии и не привыкший уважать ни себя, ни других — превратился в толпу безрелигиозную, безнравственную и потому дико-грозную. А русские революционеры из интеллигенции кричали этому народу: «наплевать нам на Россию, да здравствует всемирная революция». И русская дикая толпа бесновалась от восторга, с ног до головы оболганная и оплеванная то Аракчеевыми, то их воспитанниками. Так систематические преступления пред Церковью со стороны царской власти принесли русскому народу следующие горькие плоды:

1) полное безобрядие и разложение церковной жизни

2) оторванность иерархии от народа,

3) нравственную беспринципность, столь для народа пагубную

4) как следствие нравственной беспринципности — его космополитизм, столь противоположный здравому интернационализму, когда одна нравственно крепкая нация уважает и другую нацию.

 

4. «Никонианство», как цезаропапизм.

 

Старообрядцы всегда упрекают православных «новообрядцев» в «никониан­стве», приравнивая никонианство к самым грубым ересям, в роде арианства. А «никонианские» миссионеры уверяли всегда, что никакого «никонианства» нет, что всякое обвинение господствующего православия к какой-то ереси есть грубая клевета невежественных людей. Т.к. обе стороны, вследствие цензурных условий не могли договорить полной правда, но никонианство гос­подствующей Церкви и было мало кому понятно, а для многих и казалось дей­ствительно клеветою на православие. Но вот революция все прояснили и мно­гое доказала. Революция показала насколько старообрядцы верно оценивали и понимали сущность покровительства Церкви государством, насколько они были правы, не поддаваясь на соблазн этого покровительства. Революция выяснила и всю нецерковность господствующей иерархии. Эта иерархия оказалась дейст­вительно солью, потерявшею всю свою силу. Вот как велики последствия сна­чала ничтожной ошибки патр. Никона. «Никонианство» началось в существе дела с того, как царь Алексей Михайлович назвал патр. Никона «великим государем». У нового великого государя от этого закружилась его властолюбивая голова, вскоре и Никон сделал какое-то мелкое приказание без соборного решения. Ближайшее к патриарху духовенство заметило ему, что он не имеет права командовать всею паствою, а имеет обязанность только учить ее. Патриарх оби­делся и потребовал исполнения приказаний. Протопоп Аввакум отказался их исполнить, хоть и предвидел, «что хощет зима быти», т.е. что наступит го­нение. Патриарх решил опереться на меч кесаря... От этого же меча сам патр. Никон вскоре и пострадал, но кесарь, в лице имп. Петра решил уже не выпускать этого своего меча из рук в отношении к Церкви и стал командовать церковною иерархией совершенно также, как командовал своими «потеш­ными». Роль архиереев с тех пор ограничилась только молчаливым исполнением царских указов, которые заменили собою всю церковную соборность. — Вот это и есть «никонианство» русских епископов. Ересь это, или не ересь? В Канонах на такую ересь указания нет; но революция указала, что это злейшая ересь, подтачивающая весь церковный организм. Никонианство породило и нашу пресловутую «Живую Церковь». И никонианство, и Живая Ц-вь есть прак­тическое арианство. Никонианство, как и Живая Церковь есть полное неверие во Христа, как Бога и в Его св. Церковь. «Никонианство» есть полное забве­ние той истины, что Церковь Божию создал Христов, и что она живет в чистых сердцах, а не в каменных стенах. Вот против такого-то никонианства 200 лет и восставали древлеправославные христиане-старообрядцы, и, конечно, они были правы. Отныне тот цезаропапизм, который имел огромное значение в пе­тербургский период русской истории, должен навсегда отойти в область дур­ных преданий, и отделение Церкви от государства должно быть признано аксио­мой русской жизни и в церковном и гражданском отношении. А это может осу­ществиться только в том случае, если православная община будет так же ор­ганизована, как организована у старообрядцев: с выборным церковноприходским советом и с выборным церковным пресвитером; конечно, и епископ должен быть выборный, свободный слуга Церкви, а не лакей государственной власти. Это будет восстановлением той честной и свободной русской жизни, когда на Руси были свободные общины, еще не пережившие насилия со стороны государ­ственной власти. Так жили русские люди во времена св. Московских Чудотворцев, которые были настоящими старообрядцами и умели говорить царям правду, хотя за это и страдали даже до смерти (как митр. Филипп).

Осуждая «никонианство» господствующей иерархии мы должны отметить, что, конечно, в этом «никонианстве» многие святители были не повинны, —напр. Воронежские Митрофан и Тихон; священномученик Арсений Мацеевич, заму­ченный Екатериною. П, и многие другие. Все они великие светильники Церкви среди всеобщей тьмы.

 

5. Борьба старообрядчества с насилием.

 

Вся с лишком 2-х вековая история старообрядчества есть протест против государственного насилия и посильная с ним борьбы. Обыкновенно наша лживая семинарская наука рисовала старообрядцев, как упрямых бунтовщиков, бессмысленных защитников двуперстия, сугубой аллилуй, хождения посолонь и т.п. ... Эта злая ложь на старообрядцев вполне затемняла подлинную сущность старооб­рядчества в глазах русских маломыслящих обывателей. А сущность его заклю­чалась в защите подлинной соборно-церковной жизни, в убежденной защите церковной свободы и в борьбе с насилием. Патр. Никон приказал молиться трое­перстием, — старообрядцы стали защищать двоеперстие, как символ церковной свободы. Патриарх приказал уничтожить древние иконы, — старообрядцы стали защищать свои святыни, прятать их от патриарха. Патриарх начал вводить исправленные богослужебные книги, уничтожая старые. Старообрядцы ответили, что им дороги книги, по которым молились Московские Чудотворцы.— В новых книгах вводилось новое правописание имени Господа: Иисус, вместо Исус; вво­дилась трегубая аллилуйя и др. обряды. Старообрядцы сказали, что они от насильника-патриарха ничего не примут, что они просят одного — оставить их в покое. Тогда церковная власть пожаловалась царю, что старообрядцы бун­туют против всего того, что признает сам царь. И начались усмирения царем всяких «бунтов», начиная с монашеского Соловецкого и кончая Московским Стрелецким. Господствующая Церковь стала вводить — и троеперстие, и трегу­бую аллилуйю, и священные книги — арестами, казнями и пытками. Старообрядцы после этого окончательно возненавидели все, что исходило из рук никониан; а Петр Великий в их глазах обратился в настоящего антихриста. Поэтому, когда этот антихрист стал вмешиваться и в самую организацию церковной об­щины, когда выборные священники стали заменяться ставленниками антихриста, тогда началось бегство старообрядцев в леса и на Дон, и на Яик, и в Румы­нию, и куда попало — только бы спастись от проклятого русского насилия над религиозною совестью. Такова вкратце несложная философия истории старооб­рядчества. И за свое стремление сохранить свободу своего религиозного бы­та старообрядцы платились и каторгою и даже жизнью. — А их храмы и скиты подвергались обвалам, поруганиям и разграблениям. Так было всегда, вплоть до революции. Таково было преступление. А наказание наступило в виде орга­низации «Живой церкви», которая своими клеветами арестовала всех честных архиереев и разграбила свои православные храмы. Старообрядцы справедливо говорят, что отцы разрушили чужие храмы, а дети разрушили храмы своих от­цов. — Так насилие никогда не остается безнаказанным! А двухвековые стра­дания старообрядцев останутся навеки украшением русской народной истории, — истории борьбы духа против грубой силы.

 

6. Великое горе старообрядцев.

           

            Насколько красива и достойна всякого удивления и подражания внешняя сторона старообрядчества в его отношениях к никонианской церковной и граж­данской властям, настолько грустно говорить о внутренней его истории. — Там была героическая борьба с неправдою; внутри — происходило почти непре­рывное дробление на отдельные секты. Это дробление было почти неизбежно, в виду наглого гонения на старообрядцев с различных сторон; и тем не менее, по поводу этого дробления можно только горько плакать, ибо сила старообряд­чества вследствие этих разделений потерпела, конечно, значительный ущерб. Разделение старообрядцев произошло глав. обр. из-за того, что они мало-помалу лишились своей иерархии. Вследствие этого явились беспоповцы, ко­торые решили, что за отсутствием честных законных епископов нужно обходить­ся без попов вообще. Другая часть старообрядцев, ссылаясь на примеры цер­ковной истории, стала принимать к себе священников от Греко-Российской Церкви вторым чином. Эти старообрядцы все время стремились иметь у себя «своего» епископа, но так и не нашли никого, кто пошел бы к ним. Так про­должалось около 100 лет, когда явилось так называемое единоверие, когда многие старообрядцы признали иерархию Греко-Российской Церкви, но решитель­но отвергли зависимость от мирских чиновников, начиная с обер-прокурора «святейшего» Синода. Это единоверие, канонически было вполне приемлемо, но старообрядцы до того были напуганы «разными гонениями, в такой степени не верили господствующей иерархии, что в единоверие пошли десятки, а сот­ни остались непримиримыми старообрядцами. - В средине 19 века этим старо­обрядцам, путем очень сложным и канонически очень спорным удалось достать епископа, от которого получила начало Белокриницкая старообрядческая иерар­хия. Но эта белокриницкая иерархия получила начало от такого спорного ис­точника, что даже и сами многие старообрядцы предпочли остаться с «беглы­ми» попами, чем принять Белокриницкую иерархию. — Так образовались 4 глав­ные группы старообрядцев: беспоповцы, единоверцы, белокриницкие и беглопоповцы, имеющие еще свои разветвления.

Разумеется, это великое горе старообрядчества. И, разумеется, нужно это горе как можно скорее изжить, и эту кровоточащую язву скорее залечить, чтобы старообрядчество общими силами могло помочь восстановлению обще­русской жизни. Но как это сделать? Своя историческая нравственная правда, конечно, на стороне старообрядчества в его целом, но канонически — фор­мальная правда остается на стороне бывшей «господствующей» иерархии, конеч­но, не живоцерковной... Какая сила может воссоединить эти разрозненные насилием группы верующих? На которой стороне правда Божия? Где подлинная Христова Церковь? — Там, где Его подлинная любовь, где чувствуется дыхание Духа Божия. И воистину — не человеческими усилиями, но благодатью всеосвящающего Духа Божия обиженные могут забыть свои обиды, а обидчики перевос­питаются настолько, чтобы не господствовать над наследием Божием, а лишь смиренно пасти стадо Христово. Вот и нужно умолить Господа, — чтобы Он со­вершил чудо и восстановил параличные части русской Церкви и объединил их — да будет на Руси единая Святая Соборная Церковь, включающая в себя и старо­обрядчество и всю здоровую часть новообрядчества.

 

7. Старообрядчество после падения царизма.

 

После февральской революции первая моя печальная статья была о старооб­рядчестве. Эта статья была мною написана в вагоне 6-7 марта 1917 г. и была напечатана в ближайшем номере «Русских Ведомостей». — В этой статье я пи­сал, что с падением петербургского полицейского режима, пала главная стена, отделявшая старообрядчество от господствующей Церкви. К 1917 г. уже опре­делилось, что император Николай лично не желает созыва Церковного Собора и предпочитает общество Распутина и распутинских прихвостней всякому «Со­бору» честных людей. И вот этот враг русской соборности сошел с дороги... Дорога оказалась свободною. — В доказательство искренности своих чувств 31 мая 1917 г. я посетил Московское Рогожское кладбище во время старообряд­ческого Собора и умолял епископов старообрядческих принять все меры к вос­соединению с православием. Но 2-х вековое разделение и человеческие страсти сделали свое дело. На Рогожском кладбище я был встречен очень хорошо не многими и очень сухо остальными; за то «господствующая иерархия» называла меня преступником за мои речи у старообрядцев. — Московский «Православный» Собор 1917 г. в историю старообрядчества ни одного слова не прибавил. Но во время собора в ноябре 1917 г. в старообрядческом журнале «Слово Церкви» была напечатана моя статья о том, что объединение старообрядчества с пра­вославием необходимо, но оно возможно не на основании буквы канонов, а на основании их духа христианской любви. Я писал, что православная иерархия должна выйти из Кремля на Красную площадь, а старообрядческая иерархия должна прийти на Красную площадь с Рогожского кладбища и при встрече долж­ны друг другу поклониться в ноги и испросить друг у друга прощение во вза­имных обидах. Эту статью на православном соборе обсуждали со всех сторон, но ни к какому определенному решению не пришли. Отсюда ясный вывод, что ничего антицерковного, антиканонического в моих взглядах нет. Теперь, после всех слов, столь многочисленных, относительно объединения и примире­ния, нужно святое дело. Кому Господь благословит потрудиться на этом деле, кто заслужит у Господа эту милость,— это известно одному Богу, а мы долж­ны только непрестанно молиться, да изведет Господь делателей на жатву Свою. — А жатвы очень много, ибо покрыла нас, русских людей, ныне подлин­ная тьма. Недавно я видел одного старого протоиерея-благочинного. Он, видите ли, не согласен с мошенничеством «Живой Церкви», но не согласен и с «ошибками» патр. Тихона («уж больно, — говорит, — их много: каждый месяц по ошибке!») и в отчаянии воскликнул: «какому же богу нам теперь молиться?» — Бедненький: Христа-то и забыл! Всю жизнь молился на идолов, а когда идолов не стало, душа у отца благочинного оказалась пустою. Да-да, — жатвы много, делателей мало!

 

8. Беглопоповцы в октябре-ноябре 1917 года.

 

Мое знакомство с беглопоповцами в Москве осенью 1917 г. началось с того, что нижегородский монах из беглопоповцев, Иероним, пригласил меня на обед к председателю беглопоповского Братства — Льву Александ. Молехонову. Я с удовольствием принял это приглашение, угадывая, что это будет тра­пеза веры и любви. Я не обманулся: за обедом мы два-три часа проговорили о возможности для меня быть епископом у беглопоповского Братства. Через две-три недели повторилось приглашение и обед, с тою разницею, что на этот обед были приглашены представители беглопоповства из всей центральной России: Тулы, Калуги, Брянска, Поволжья. Обсуждали вопрос опять о возмож­ности для меня быть «беглым» епископом. Конечно, мне было предложено «перемазывание», т.е. принятие меня в беглопоповство в Братство «вторым чи­ном». Но я, конечно, решительно отказался от всякого «перемазывания». Я сказал, что я православный епископ и ни в каких ересях не состоял и потому и не могу отказываться от к.-л. ереси. Вместо этого кощунственного отказа моего от православия, я предложил такой чиноприем: я вхожу в храм беглопоповский, как странник — в подряснике, полумантии и в клобуке, с посохом. При входе в храм верующая братия меня спрашивает: «Ты кто еси и почто пришел еси семо?» Ответ мой: «аз есмь епископ Единыя Святыя, Соборныя, Апостольския Церкви» — Вопрос: «Како веруеши?» — Ответ: «Верую во Единого Бога Отца Вседержителя»... и пр. И так далее — весь чин архиерейской при­сяги по большому потребнику П. Иосифа. После этого вся братия обращается к епископу со словами: «Святитель Церкви Христовой, аще тако веруеши, сотво­ри милость и будь епископом нашим и сотвори молитву с нами и принеси на Алтаре нашем жертву Господу о всех и за вся». После согласия епископа, он облачается в мантию, получает от братии жезл, идет ко св. вратам и просит у братии обычное прощение и начинает литургию почину. К моей великой радости этот чиноприем мною составленный, на другой день был принят всем собранием приехавших гостей. Но вместе с тем они категорически потребова­ли от меня полного отделения от П. Тихона. Я услыхал от одного из присут­ствующих следующие слова: «мы верим вам, и не знаем П. Тихона, и не верим ему; он при перемене обстоятельств, снова войдет в контакт с кем угодно». Я был не подготовлен к такому обороту дела и отказался от этого неканонического поступка. Но, к моему удивлению, я был вызван еще раз на другой день к Л.А.Молехонову и мне предложили такую комбинацию, чтобы я пришел к старообрядцам по составленному мною и принятому ими чину, но лишь с благословения моего духовника, но без ведома П. Тихона. Вместе с тем они просили меня, чтобы я хотя бы сам себя помазал драгоценным для них патри­аршим дониконовским миром. Я просил разрешения переговорить с моим духов­ником, который был моим руководителем с 2 декабря 1895 г. (Арх. Антонием Харьковским). А мой духовник, исполнив свои канонические обязанности, ра­достно благословил меня на подвиг служения старообрядчеству и на вышеиз­ложенных просьб его представителей. Это его решение было передано Л.А.Мо­лехонову, а тем началось бегство из Москвы всех, кому можно было убежать, и вскоре мой отъезд в Уфу. Потом последовало восстание чехов на Волге, а потом мое 4-х летнее сидение по тюрьмам за защиту Отделения Церкви от Госу­дарства. За это время в Москве образовалась «Живая Ц-вь», и беглопоповцы взяли себе епископа из «Живой Ц-ви». По моему мнению это большая ошибка, ибо к живоцерковникам совсем нельзя иметь доверия, и они среди старообряд­цев могут произвести только соблазн и разделение и не могут умирить страждущие души.

 

9. Епископ Иннокентий Нижегородский и Ф.Е. Мельников.

 

К числу самых интересных моих знакомых относятся, несомненно, эти два старообрядца: Нижегородский епископ Иннокентий и писатель-публицист — Федор Евфимович Мельников. С первым я познакомился в июле 1917 г., на еди­новерческом съезде в Н-Новгороде; со вторым в Томске в 1918 г., во время Томского соборного Совещания. Знакомство с ними дало мне возможность про­верить все мои взгляды на старообрядчество и на возможность объединения православных со старообрядцами. В знакомстве с еп. Иннокентием произошло у меня даже нечто мистическое. Буквально в один час мы решили идти друг к другу навстречу, не будучи еще знакомыми. Когда же познакомились, то ока­зались оба удивительными единомышленниками. Еп. Иннокентий все время гово­рил, что объединение разрозненных частей единой св. Церкви есть дела Бла­годати Божией и дело искренней молитвы. Личные усилия и одни словесные состязания — ни к чему не приведут; тому доказательство — вся деятельность миссионеров, которые не только никого не объединили, а только разъединили и озлобляли. — «Поэтому, — говорил еп. Иннокентий, — допустим, что вот мы с вами сговоримся и признаем друг друга в сущем сане — из этого ничего не выйдет, ибо ни православные, ни старообрядцы нас не поймут, а только нас осудят, и мы останемся одни, нужно прежде всего идти в народ и уничтожить народные предрассудки». На этом мы и расстались с еп. Иннокентием, дав взаимно друг другу обещание употребить все меры к тому, чтобы встретиться при лучших обстоятельствах. — С Ф.Евф.Мельниковым мы встретились в доме одного Томского благочестивого старообрядца и проговорили весь вечер и всю ночь, а в 4 часа утра пошли вместе в ближайший храм, который оказался единоверческий. И вот 14 ноября, на день Св. Филиппа в Томском единовер­ческом храме рядом молились православный епископ и умнейший старообрядчес­кий публицист Ф.Е.Мельников. Впоследствии я видел его молящимся в Крес­товой Церкви Омского архиерейского дома. Вообще нужно отдать справедли­вость, что сознательные старообрядцы относятся к церковному объединению гораздо терпимее, чем их старообрядческие начетчики. И наши православные гордецы, которые самоуверенно думают, что они обладают всякою истиною, а все с ними несогласные — это люди погибшие. Этот смертный грех гордыни и мешает объединению православных с старообрядцами и мешает практическому осуществлению в жизни христианской истины. Отвлеченное знание христиан­ской истины эти гордецы считают для себя вполне достаточным подвигом, нисколько не считаясь с необходимостью осуществить эту истину в жизни и сделать ее христианскою жизненною правдою. Между тем это недомыслие дела­ет христианскую истину бесплодною для жизни и заставляет наиболее деятель­ные и ревностные натуры уходить из Церкви и довольствоваться сектантски­ми общинами. Все это должно быть прекращено и такие крупные старообрядческие деятели, как еп. Иннокентий и Ф. Евф. Мельников должны помочь осу­ществлению в жизни христианских идеалов и воцерковлению русского народа.

 

10. Правда старообрядчества и конец раскола старообрядчества.

 

Исторические заслуги старообрядчества перед Церковным и русским наро­дом огромны. Таковы они в прошедшем и еще более так называемое старообряд­чество может сделать доброго в будущем. Но и православные, и старообряд­цы должны помнить, что старообрядчество есть религиозно-культурно-бытовое, а не только узко обрядовое явление. Что это не преувеличение, а историчес­кая правда. Мы можем привести достоверные доказательства:

I) Старообрядцы, защищая чистоту Евангельского христианства, восстали против самовластия иерархии, в лице патр. Никона, и охранили тем чистоту русского православия.

2) Старообрядцы во всей своей жизни стремились осуществить подлинную свободу духа, социальное равенство и церковное братство; и в этом отноше­нии старообрядческий приход является образцом христианской общины.

3) Старообрядцы выработали великолепную формулу отношения к церковным обрядам. Они говорят, что обряды — это драгоценный сосуд, который сохраняет б себе церковные чувства. Неуважение к церковным обрядам и вообще к цер­ковному быту породило у господствующей Церкви полную недисциплинированность и повлекло за собою полную гибель церковной общины.

4) Старообрядцы донесли до наших дней светлый идеал пастыря — отца прихода и молитвенника, и руководителя общественной совести. У старообряд­цев никогда не было поговорки: «что ни поп, то батька», которая в корне подрывала церковную жизнь в приходах господствующей Ц-ви. Для старообряд­ца приходский пастырь — непременно выборный,— это действительно свеча, поставленная перед престолом Божиим.

5) Энергично протестуя против горделивых папистических притязаний иерархии, старообрядцы никогда не переставали протестовать и против наси­лий над совестью со стороны царской гражданской власти, и когда петербург­ский режим стал гнуть в бараний рог церковную общину, старообрядцы употре­били все силы, чтобы .сохранить себе свободу церковно-общинного самоопреде­ления и эту свободу у себя осуществили в то время, как, «господствующая» иерархия сама собственными руками копала яму и церковной общине, и себе.

Такова правда старообрядчества — ясная, бесспорная, и светлая. Один лишь пункт в организации старообрядчества является спорным, — каноническое достоинство белокриницкой и беглопоповской иерархии. Нельзя не оплакивать того обстоятельства, что белокриницкая иерархия получила свое начало не из безукоризненного в каноническом отношении источника, а устройство иерархии беглопоповской еще менее удовлетворительно. Разумеется, белокриницкая иерархия канонически стоит несравненно выше живоцерковных епископов — явно бесчестных, явно арианствующих и явно отвергающих самое существо цер­ковной жизни; но грех одних не может быть извинением других.

И вот теперь нужно умолить Господа, чтобы Он послал каплю Благодати Своей для всех, кто болеет церковными болезнями, и умудрил их воссоединить старообрядчество со вселенскою Церковью.

Нужно сохранить всю правду старообрядчества, но кроме того нужно утвер­дить ее на бесспорных канонических основаниях.

Раскол старообрядчества изобретенный цезаропапистами 17-го века и утвержденный кровью мучеников старообрядческих, должен отойти в область истории. Этому «расколу» более нет места и нет основания и оправдания.