ИСТОРИЯ МОЕГО СТАРООБРЯДЧЕСТВА

 

Тетрадь вторая

 

Вместо предисловия

               

                В 1927 году я написал, сидя в Уфе, первую часть «Истории моего старообрядчества». Эту первую часть я писал тогда от великой скорби и стеснения сердца, вынужденный к тому страшной клеветой, которую возвели на меня сам заместитель местоблюстителя патриаршего престола м. Сергий и его бессовестные приверженцы и последователи. Я тогда писал не столько историю, сколько самозащиту... Тогда против меня пущено было все в ход: и ложь, и клевета, и обман; и все — только для того, чтобы испортить мою святую цель примирить «беглопоповцев» с бывшей господствующей иерархией. Я вынужден был защищаться и вынужден был назвать лжецов — лжецами и клеветников — клеветниками. Иначе поступить я не мог. Но мне это было страшно тяжело, потому что моя невиновность в преступлениях, мне не ведомых, мало кому была интересна, а мои клеветники преспокойно оставались на своих местах, продолжая исполнять распоряжения высшего своего начальства. — В это время, в 1926 году, печатались против меня целые брошюры, на которые я ответить, конечно, не мог: типографии принимали и могли исполнять заказы только противоцерковные и печатали только то, что угодно митр. Сергию и его почитателям, — т.е. что было вредно для церковной жизни.

                Вот в таких условиях мне приходилось писать первую тетрадь «Истории моего старообрядчества», — в настроении полной безнадежности и бесцельности моего писания. Ведь убеждать рясофорных докторов богословия и доказывать им, что лгать не похвально, — правда же, — занятие неблагодарное! С другой стороны, — доказывать легко­мысленным русским гражданам, что легкомыслие в серьезных делах есть преступление, — это значит — только терять время! Легкомысленных граждан учат только исторические синяки, — только тогда они немного исцеляются от своего легкомыслия...

Итак, начинаю вторую часть своей «Истории». И начиная сейчас писать с чувствами, совершенно иными, чем те, с которыми я писал в 1927 году. Сейчас пишу с надеждой великой, с благодатной радостью в душе. Тогда, в 1927 году, мою жертву Господь не принял! Нашлись тогда злые люди и у «беглопоповцев» и преступные люди у «никониан», которые вместо мира и любви пожелали раздоров и разделений. Ныне явно благодать Божия зовет «никониан», чтобы они откинули ложь и неправду и возлюбили подлинную правду церковной жизни.

Сам Господь начинает строить жизнь церковную после того, как нецерковные пастыри оказались явными преда­телями Церкви Христовой и христопродавцами. Господь ныне исполняет слово Свое, сказанное чрез пророков: «Я пересмотрю овец Моих и высвобожу их из всех мест, в которые они были рассеяны в день облачный и мрачный (Иез. 34).

1. Воспоминания в сторону «беглопоповцев»

               

                Чтобы эта тетрадка была понятнее для читателей, я начну с воспоминаний.

                В сентябре 1917 года ко мне обратились так называемые беглопоповцы с просьбою быть у них епископом. В это время я был в Москве на Соборе 1917 года. Я прин­ципиально согласился, но с тем, что уфимская паства моя останется в моем ведении. Вел со мной переговоры со стороны беглопоповцев Лев Алексеевич Молехонов. Он же собрал в Москве маленькое совещание из представителей других своих общин. На этом совещании после долгих рассуждений согласились, что мое соединение с этой группой старообрядцев произойдет так: я приду без облачения в Московский (на М. Андрониевской ул.) храм беглопоповцев. Они встретят меня вопросом: кто я? — Я отвечу сначала, что я епископ православной единой, святой, соборной Апостольской Церкви, а потом прочту Символ веры и пространное исповедание веры, который чтет всякий, рукополагаемый во епископа. Далее я, по просьбе беглопоповцев, сам себя помазываю тем святым миром, которое они в 1917 году называли и считали патриаршим, оставшимся от патр. Иосифа. — На этом «чиноприем» мой и должен был окончиться.

                Обо всех этих переговорах знал мой духовник, харь­ковский архиепископ Антоний, и обо всем был осведомлен патр. Тихон, которые и одобрили мои намерения.

                Таким образом — с обеих сторон все было вымерено, высчитано, обдумано и по-человечески выходило вполне для всех приемлемо. После этого я уехал в Уфу.

                Но наступили события 1918 и 1919 гг. — Беглопоповцы меня надолго потеряли; я оказался в Сибири, а потом — в тяжелой неволе. В 1922 году явилась «Живая церковь»; и среди живоцерковников оказался викарный Саратовский епископ Николай Позднев, бывший ректор Саратовской духовной семинарии. — Этот недостойный старик так наконец возмутил всех своих предательским поведением по отношению к своему главному епископу, что его саратовцы выгнали.

                Тогда он решил стать старообрядцем; а беглопоповцы до такой степени потеряли смысл церковности, что приняли его в качестве своего «главы». — Такова стойкость в убеждениях у бывших ученых воспитателей «никониан­ского» юношества! И таково непонимание церковной жизни у сменившихся, новых руководителей беглопоповства, которые отвергли белокриницкого митр. Амвросия, старца несомненно честного, и сделали главою своей иерархии человека заведомо бесчестного.

                Когда в 1923 году узнал я обо всем этом, я счел себя свободным от тех обещаний, которые в 1917-м я дал Л.А.Молехонову. — Но в 1925 году, когда я был в ссылке в Асхабаде, то ко мне явился беглопоповский архим. Климент и стал снова меня просить, чтобы я был епископом у беглопоповцев. — При этом oн представил мне кроме рекомендаций, какой он хороший человек, — еще целую кучу всяких уполномочий и доверенностей, выданных ему от различных беглопоповских общин, которые просили его отыскать им епископа.

                Я согласился исполнить все, что обещал Л.А.Молехоно­ву, но категорически отказался признать Николу Позднева своим архиепископом. — Кроме того, я согласился быть епископом у беглопоповцев только с тем условием, что архим. Климент сам примет от меня посвящение в епископы и будет фактически дееспособным епископом, ибо сам то я надолго был прикован к Асхабаду иди еще к другому какому месту.

                Климент принял все мои условия и 28 августа 1925 года мы впервые молились вместе с ним Богу в истинно-православном, т.е. не цезаро-папистическом храме; я со своей стороны исполнил все, на что получил благословение патр. Тихона. — 3-го сентября 1925 года я рукоположил (вместе с еп. Руфином) Климента во епископа, уполномочив его быть как бы моим заместителем, пока а не пользуюсь свободой передвижения. — Вместе с тем я говорил еп. Клименту, что наше дело столь святое и великое и мы переживаем такое ответственное время, что не должны допускать ни малейшей лжи ни а своих делах, ни даже в своих словах.

                На этом мы с ним и расстались в тот же день 3-го сентября. А вскоре я получил от еп. Климента известие, что беглопоповцы ни меня, ни его не признали своими епископами и что он, Климент, в сущем сане принят а число епископов Белокриницкой иерархии.

                Через несколько времени я узнал, что еп. Климент вел себя среди своей братии не совсем по-епископски и своей братии наговорил того, что дало ей право подозревать и меня в нечистых и злокозненных по отношению к старо­обрядчеству намерениях.

                На этом я заканчиваю свои воспоминания об отношениях моих к беглопоповцам. Это все изложено гораздо подробнее в ч. I «Истории моего старообрядчества».

                Так моя попытка примирения с беглопоповцами и желание привести их положение в сколько-нибудь приличное, в каноническом отношении, закончились вполне грустно — совершенно безрезультатно.

Но насколько эта попытка закончилась безрезультатно в отношении беглопоповцев, настолько она имела вовсе печальные результаты в отношении ко мне.

                В это время управлял всей русской православной толпой митр. Крутицкий Петр (Полянский). Это был московский самодержец в духовном сане, с помощью многих и сложных шахматных ходов занявший это место. А ведь известно, что русские люди без хорошего самодержавного кулака обойтись не могут. — Так вот этот митр. Петр, духовный самодержец, опираясь на самодержца совсем не духовного, узнав о моей молитве со старообрядцами в Асхабаде (узнав по каким-то сплетням), запретил мне священнослужение... Это было бы ужасно как страшно, если бы ранее я признал Петра самодержцем над собой. Но так как я отказался признать Петра в апреле 1925 года самодержцем, — как признали другие, — то в октябре этого года я не признал, разумеется, и его запрещение. В 1926 году в июле это запрещение повторил преемник Петра митр. Сергий еще более подлыми путями, чем Петр, пролезший в звание председателя патриаршего Синода и назвавший себя заместителем местоблюстителя. Но глупая Москва способна мириться со всякой подлостью! Помирилась она и с подлостью Сергия... — Этот Сергий, зная, что я в Уфе, написал к моей пастве письмо, преисполненное клеветы на меня, будто я отпал от православия, будто бы вторым чином присоединился к беглопоповцам и пр. — Мне не много нужно было употребить усилий, чтобы доказать, что это ложь и что заместитель местоблюстителя — просто лжец! Два слова отступления. — Что я подвергся резкой клевете митр. Сергия — это не так важно. — А важно вот что: что вся наша казенная полемика со старообрядчеством всегда была сплошною клеветою на старообрядчество. — Все эти лжепрофессоры Ивановские, Субботины, все эти миссионеры: Крючковы, Александровы, Белоликовы, — все это была продажная, казенная компания, делавшая на борьбе со старообрядчеством себе карьеру и сознательно клеве­тавшая на старообрядчество. Старообрядчество же было ненавистно петербургским жандармам потому, что оно требовало свободы слова, свободы совести и свободной церковной общественности. — По существу, борьба правительства со старообрядчеством и была борьбою с гражданскими свободами; а миссионеры ее искусно сводили к спорам только об аллилуйя, о двуперстии, о поклонах; и побеждали своих соперников только путем клеветы на них. Подлинные исторические документы о старообряд­честве открыл проф. Н.Ф.Каптерев и в 1889 году начал их печатать, но проф. Субботин добился, что печатание этих документов было запрещено Победоносцевым, и они появились в печати лишь в 1911 году.

                Теперь продолжаю. — Вот этой протоптанной дорожкой клеветы и лжи и пошел митр. Сергий и оклеветал меня. Но в Уфе среди «никониан» уже нашлись смыслящие люди и не поверили клевете Сергия, как не поверили клевете Петра. — При этом случились два обстоятельства, которые послужили на пользу мне лично и на пользу церковному делу.

                У меня в то время были два викарных епископа — Антоний и Питирим. Оба они пожелали проверить все, что касалось меня в деле воссоединения со старообрядчеством. Антоний отправился проверять меня в Москву, добился доверия в канцелярии патриаршего Синода и лично проник в синодский архив, чтобы изучить документы, касающиеся меня.

                Каково же было его удивление, когда он еще весной 1927 года убедился, что в Синоде — в архиве нет решительно никаких документов обо мне, — ни о моем «уходе в раскол», ни о моем «запрещении» и пр. Он спросил в Синоде, что же это значит, и получил чрезвычайно характерный ответ: «вероятно митр. Петр только попугать хотел еп. Андрея»!..

                Еп. Питирим, бывший староафонский 70-летний монах, человек умный, хотя и малограмотный, поехал не в Сергиевский Синод, который он не признавал, а поехал в Ярославль к митр. Агафангелу, чтобы ему доложить подробно обо всем, что касается Уфимской церковной жизни и выслушать его мнение. Митр. Агафангел выслушал еп. Питирима очень внимательно в течение нескольких часов (два дня) и сказал моему викарию и ставленнику (которого я рукоположил во епископа во время первой моей ссылки, в Тедженте в июне 1925 г.), еп. Питириму, чтобы он не смущался, что мое церковное поведение безупречно и что лишь в целях церковного мира он, митр. Агафангел, советовал бы мне не совершать архиерейских хиротоний, а в целях осведомления уфимцев и других верных сынов Церкви, он — митр. Агафангел, советовал бы мне все мое «дело» отдать на суд ближайших по крайней мере, — трех епископов.

           «Но это мой только совет, а на месте видней, что нужно делать», — так сказал еп. Питириму митр. Агафангел[1].

           Ел. Питирим, вернувшись в Уфу, обо всем этом рассказал мне, а Старо-Уфимский еп. Аввакум решил немедленно исполнить совет митр. Агафангела и на 3-е февраля 1927 года пригласил в Уфу на совещание епископов Питирима и Антония, а от меня запросил все материалы в объяснение моего церковного поведения.

                3-е февраля 1927 года эти три епископа выпустили за собственными подписями «Акт по делу архиепископа Андрея», в котором изложили обстоятельства дела и пришли к выводу, что я никуда не «уходил», а что клевета митр. Сергия по существу своему есть легкомысленная и позорная на святое дело.

 

II. Воспоминание о «никонианах»

 

                Когда митр. Сергий прислал в Уфу свое клеветническое письмо обо мне, я счел своим нравственным долгом ответить ему и тем дать ему возможность его ошибку исправить. — Я сейчас не имею в руках многих подлинных документов, о которых я говорю; не имею и копии моего письма к митр. Сергию; но помню хорошо, что в этом письме я ссылался на тот случай, когда Константинопольский патриарх назвал преп. Феодора Студита отщепенцем от Церкви. — На это обвинение препод. Феодор ответил патриарху, что если он, Феодор, отошел от церковного беззакония, то это не значит, что он ушел от Церкви и, что, если он обличает это беззаконие в церковной жизни, то это и есть признак его православия, — в противном случае он и сам бы впал в беззаконие; патриарх же ранее всякого суждения должен основательно узнать все дело обвиняемого и потом уже произносить свой приговор.

                Сделав эту выписку из писем препод. Феодора Студита, я и просил Сергия сначала изучить мое дело, а потом уже принимать какие-либо решения. Таким образом, у митр. Сергия оказывалась прекрасная возможность выйти из его неловкого положения и исправить свою ошибку. — Но митр. Сергий гордо промолчал; ведь «никонианские» архиереи — непогрешимы Е — Я подозреваю не без оснований, что оклеветать меня митр, Сергию даны были полномочия, но сказать что-нибудь в защиту меня, — на это у него не было ни полномочий; ни храбрости. — А его начальство, как известно, — строгонько!..

                Летом в июне 1927 года я был эвакуирован из Уфы и через два месяца оказался снова в Средней Азии. — В это время появилась Декларация митр. Сергия, как главы русского церковного управления. Эта Декларация — воззвание от 16 июля 1927 года есть настоящая квинтэссенция никонианского цезаро-папистического хамства. — Это даже среди «никониан» по глубине своей антицерковности и предательства было нечто выдающееся и небывало скандальное. — Я и этого документа, к сожалению, не имею в руках; но имею ответ на эту Декларацию митр. Сергия со стороны его ученика и почитателя, еп. Виктора Ижевского. Это письмо прекрасно характеризует Декла­рацию митр. Сергия и самого и написано с таким искренним чувством и с такой преданностью святой Церкви, что я его привожу полностью, тем более, что я с ним почти во всем согласен. — Вот оно.

                «Ваше высокопреосвященство, милостивейший Архи­пастырь, глубокочтимый и дорогой владыка!

                В октябре месяце я с сыновьей любовью возымел дерзновение высказать Вашему высокопреосвященству свою скорбь по поводу начавшегося губительного разрушения православной Церкви в порядке управления. Такое разрушение Церкви Божией есть вполне естественное и неизбежное следствие того пути, на который поставила Вас Ваше «Воззвание 16 июля» и которое для нас, смиренных и боящихся Бога и для всех христолюбивых людей, является совершенно неприемлемо. От начала до конца оно исполнено неправдою и есть возмущающее душу верующего глумление над святою православною Церковью и над нашим исповедничеством за истину Божию. А через предательство Церкви Христовой на поругание «внешним» оно есть прискорбное отречение от своего спасения или отречение от самого Господа Спасителя. Сей же грех, как свидетельствует слово Божие — не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели по неложному слову: «иже отречется Мене перед человека» и пр.

                Насколько было в наших силах, мы как себя самих, так и свою паству оберегали, чтобы не быть нам причастниками греха сего, и по этой причине самое воззвание возвратили обратно. Принятие воззвания являлось бы перед Богом свидетельством нашего равнодушия и безразличия в отношении ко святейшей Божией Церкви — Невесте Христовой. По страху Божиему для меня явилось теперь неприемлемым и ваше распоряжение о моем перемещении. Боюсь, как пишет мне один святитель, не будет ли выявление послушания с нашей стороны учтено ими (Синодом), как одобрение содеянного ими. И потому, если бы мне даже предоставлена была полная свобода передвижения, которой я не имею, как административно высланный, то я и тогда спросил бы себя, не придется ли мне за это послушание отвечать перед Богом, ибо оно по существу объединяет меня с людьми от Бога удалившимися. А что «Воззвание» действительно достойно многих слез и что оно удаляет человека от Бога, об этом я свои мысли изложил в форме письма к ближним.

                Что же в дальнейшем? — В дальнейшем — я молил бы Господа и не только я, но и вся православная Церковь, чтобы Он не ожесточил сердца вашего, как некогда сердце фараона, но дал бы вам благодать сознания содеянного греха и покаяние на жизнь... Враг вторично заманил и обольстил вас мыслью об организации Церкви. Но если эта организа­ция покупается такой ценой, что и Церкви Божией как дома благодатного спасения, уже не остается, а сам получивший организацию, перестает быть тем, чем он был, ибо написано: «Да будет двор его пуст и епископство его да приимет ино», то лучше бы нам не иметь никогда никакой организации! — Что пользы, если мы, сделавшись по благодати Божией храмами святого Духа, стали сами вдруг непотребны, а организацию себе получили? — Нет! Пусть погибнет весь вещественный мир видимый, пусть в наших глазах важнее его будет верная погибель духа, которой подвергается тот, кто представляет такие внешние поводы для греха.

                Если же ожесточение сердца вашего пошло далеко и надежды на покаяние не остается, то и на сей случай мы имеем просвещающее нас слово: «Тем же изыдите из среды их и отлучитеся, глаголет Господь, и нечистоте их не прикасайтеся, Я приму вас и буду вам во Отца и вы будете Мне сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (2 Кор. б, 14—16)». 16 декабря 1927 года. Подпись: Вашего Высокопреосвященства во Христе брат, сердечно пре­данный Виктор, епископ Ижевский и Вотской».

                Так честно еп. Виктор, хотя и «никонианин», исповеднически ответил на вполне бесчестное «Воззвание» заместителя местоблюстителя, хотя знал, какая тяжкая судьба его постигнет за это. А другие «никониане» и между ними пресловутый Илларион, архиеп. (какой-то подмос­ковный), — этому «Воззванию» Сергия были очень рады, как самоотверженному проявлению архипастырской мудрости, которая, по их мнению, должна была дать им грешный покой среди житейских бурь. — На меня же этот ужас измены святой Церкви со стороны главы церковного управления» произвел такое же гнетущее впечатление, как на еп. Виктора.

          Приблизительно одновременно с этой перепиской еп. Виктора с митр. Сергием, — я получил письмо от управляющего делами Высшего Церковного Совета, состоя­вшего под председательством митр. Григория Сверд­ловского, который отказался признать над собою главенство Сергия. — Митр. Григорий поручил своему управляющему делами Еп. Борису Можайскому предложить мне от имени собора 12-ти епископов присоединиться к ним. Но митр. Григорий и еп. Борис предложили мне, кроме того, покаяться в моей «Асхабадской ошибке» в отношении старообрядцев.

          Я на это предложение послал обширный «Ответ 12-ти епископам». Я ответил, что никакой ошибки Асхабадской я за собой не вижу, а Свердловский — Григорьевский самозванный церковный центр я совершенно так же не могу признать каноническим, как и Московские центры — обновленческий и Сергиевский. Все эти цезаропапистические центры я признаю одинаково антиканоническими и одинаково для Церкви вредными. — На этом наша переписка с архиерейскою группою м. Григория и прекратилась! — Эта переписка относится к марту-апрелю 1928 года. (Мой ответ еп. Борису помечен был 11 апреля).

 

III. Воспоминание о добрых делах добрых людей

 

          Вспомянув тяжкие, мучительные и преступные глупости людей, ответственных за церковную жизнь, — я перехожу к тем воспоминаниям, которые дают возможность мне отдохнуть и порадоваться. — Молю Господа, чтобы и мои читатели разделили со мной эти чувства святой хрис­тианской радости и научились строить церковную жизнь.

                Первое радостное воспоминание, — это маленький Собор, разрешенный гражданскими властями и созванный в Уфе еп. Аввакумом в 1927 г. 3-5 октября. Этот соборик, происходивший под председательством благочестивого и умного мирянина, в присутствии двух епископов Аввакума и Руфина, был замечателен тем, что на нем по собственной инициативе присутствовали двое московских белокриницких старообрядцев — Мибров и Агапов[2].

                Они своим присутствием оказали, несомненно, большое влияние на общее настроение собравшихся на этот соборик и на его постановления. Необходимо при этом помянуть добрым словом и одного благочестивого мирянина, — ныне уже покойного, — Трофима Минеевича Борисова: это был железнодорожный рабочий, человек малограмотный, но человек большого природного ума и крупной инициативы. Он блестяще усвоил все, что касается подлинно соборной церковной жизни, понял ее значение для народа и свободного развития его культуры и помог устройству этого Собора — церковников-общинников.

                Выписываю только одну резолюцию — Декларацию этого Собора; я считаю, что она — церковное событие среди всего того церковного горя и разрушения, которое мы переживаем. Это сознательная и умная попытка церковного строительства, а не подлые и глупые ласкательства пресмыкающихся цезаропапистов.

 

Декларация церковников-общинников[3]

 

                Чрезвычайная сложность обстановки, клевета, распус­каемая на нас, церковные разделения, взаимное непони­мание и недоверие церковных деятелей, антицерковные и антикультурные давления, — все это требует от нас, православных церковников, объединенных около своих епископов» ради пользы церковной выразить свои взгляды на устроение церковной жизни пред людьми, ищущими церковной правды,

 

I. Наши взгляды на духовенство и центр

                1. Первым делом для восстановления церковной жизни мы считаем необходимость переизбрания приходами своих пастырей там, где эти пастыри ведут себя недостойно, позоря Церковь своими грехами или разрушают дело церковное, будучи по своим взглядам людьми совершенно нецерковными.

                2. Мы считаем совершенно необходимым и переизбрание епископов, чтобы избавиться от лиц, подобных обновленческому Зосиме—Александру или тем, которые наподобие еп. Иоанна Пояркова (Давлекановского) и еп. Николая Ипатова (Златоустовского), разрушают в корне церковную жизнь.

                3. Мы считаем позором для Церкви существование беззаконных «центров» и обновленцев (евдокимовцев) и полуобновленцев (сергиевцев), центров, подобранных из людей, которые во времена Распутина работали в распутинских синодах, во времена- патриарха стали «Тихонов­нами», в «Живой Церкви» были живоцерковниками и теперь, господствуя над наследием Божиим (I П. 5, 3), стараются прикрываться разными добрыми именами.

                Мы приветствуем канонический центр, способный не разрушать, но умеющий созидать — центр, любящий народ церковный и для него живущий.

 

II. Наши взгляды на организацию

 

                4. Мы считаем, что всякая община есть «малая церковь», часть единой Святой Соборной Апостольской Церкви и имеет обязанность устраивать свою церковную жизнь.

                5. Это устройство мы видим в организации самих верующих мирян, в устроении приходских советов с подотделами: хозяйственным, просветительским, дисциплинарным, финансовым, благотворительным, во всемерном проявлении жизни самого верующего народа.

                6. Мы считаем, что весь церковный клир, не исключая и епископов, должен быть избираем, как это было в лучшие периоды церковной истории (Дн. 1, 26; 5, 2—3).

                7. Тем более должны избираться, а не назначаться, члены приходских советов, председателями которых должны быть миряне.

                8. Мы считаем эпоху Распутина величайшим позором для иерархии петербургского периода, а развращенное и продажное в массе духовенство — пережитком этого времени. Для борьбы с этим явлением необходима организация «Союза приходских советов» — окружных, уездных, епархиальных, куда духовенство входит только с совещательным голосом.

                9. Добрые пастыри, любящие народ и готовые ему служить, могут устраивать свои пастырские собрания и съезды, куда миряне входят с совещательным голосом.

                10. Мы считаем необходимым увеличение числа епископий (епархий), учась в этом отношении у Африканской Церкви времен свящ. муч. Киприана Карф­агенского.

 

III. Наши взгляды по общим вопросам

 

                11. В виду того, что мы должны стремиться обезопасить себя — жизнь своих общин — от всякого беззаконного вмешательства, откуда бы оно не исходило, мы приветствуем закон об отделении Церкви от государства, как гарантию от всякого вида распутинщины.

                12. Мы считаем, так называемый «капитализм» явлением глубоко антикультурным в истории христианских народов и считаем церковно-общинный уклад народной жизни единственно соответствующим духу св. Евангелия (Лк. 18, 25).

                13. Желая освободиться от всяких антицерковных и антикультурных влияний, мы считаем, что церковная община — это религиозно-культурно-экономическая единица, обеспечивающая своим членам полное духовное развитие.

                14. Мы приглашаем старообрядцев к взаимному еди­нению, чтобы общей молитвой и любовью исправить нашу церковную жизнь.

                15. Мы стремимся установить ближайшие христианские отношения с сектантами, стремящимися строить жизнь свою по заповедям Христовым и приглашаем их к общему доброделанию.

                16. Наконец, мы приглашаем всех православных христиан к церковной народной самодеятельности, к изгнанию из жизни всякой духовной лени и к построению жизни по заповеди ал. Павла: все исследуйте, хорошего держитесь (I Сол. 5, 21).

                Такова уфимская Декларация 1927 года об устроении будущей церковной жизни и будущей свободной народной жизни. Повторяю личное мое мнение, что эта Декларация — прекрасна и по своему содержанию и по своим намерениям.

                Цезаропаписты же и их начальство, конечно, встретили эту Декларацию со скрежетом зубовным. Одно это уже может быть доказательством того, что она для них вредна, — а значит, — для Церкви Святой полезна.

                Эта Декларация расчистила путь к воссоединению истинных православных церковников со старообрядцами, которые 250 лет боролись за церковную свободную общественность против полицейских насилий самодурного петербургского правительства и стремились сохранить свою свободную общину.

Повторяю, что эта Декларация была выработана и подписана 5 окт. 1927 г., а в конце ноября ко мне (в Кзыл-Орду) приехал один священноинок, принадлежащий к белокриницкой иерархии и просил меня, «никонианина», посвятить его во епископа. Я был крайне удивлен этой просьбой, ибо, как известно, «иудеи с самарянами не сообщаются»... А этот священноинок (Аввакум Старков) просил у меня архиерейства и при этом не заикнулся ни о каком «втором чине».

                Из этого ясно для меня уже стало, что искусственное и грешное разделение между православными и старооб­рядцами стало сглаживаться и что умные старообрядцы охотно идут на примирение с православными общинами, по-прежнему всячески отрицаясь от цезаропапистов.

                Я этому воссоединению старообрядцев с церковными общинами был очень рад, но посвящать этого священноинока (хотя и очень почтенного) я отказался, чтобы не вызвать неудовольствия Белокриницкой иерархии, чтобы не вызвать среди них какого-нибудь разделения.

 

IV. Преступления никонианской синодальной иерархии за 1928—1931 годы

 

                4 окт. 1928 года, в этот сугубо для меня памятный день (день моей архиерейской хиротонии в 1907 году), я снова был арестован и оказался вскоре в Ярославском политическом изоляторе. В течение трех лет я проводил невеселые дни в своей камере-одиночке №23. Сначала я имел маленькую церковную радость, когда слышал звон к христианскому богослужению; но вскоре и звон прек­ратился (был запрещен)[4].

                Потом я прочитал в газетах, что все ярославские храмы предназначены к уничтожению.

                Потом я прочитал в газетах, что предназначен к уничтожению и великолепный московский кафедральный Храм Спасителя — один из лучших храмов в мире.

                После этого я в своей одиночке захворал. Мне крайне стыдно было встречаться с католическими ксендзами, которые в количестве 72 человек сидели в полит, изоляторе. Стыдно было, когда приходилось с ними разговаривать о православии в России.

                Мне задавали простой вопрос: «Да где же ваше православие? Где ваша православная Церковь?».

                Нужно сказать, что эти ксендзы были в узах только за свое христианство, как и я. Вместе с нами сидела некто Л.К.Г-брандт, русская генеральша, принявшая католи­чество (после того, как присутствовала лично в питерском Казанском Соборе на бракосочетании какого-то архиерея), чешка М.И. и еще несколько человек — исключительно за религиозные убеждения и за несогласие признать своим главою подлую главу митр. Сергия.

                Но вот в официальном печатном органе, от 15 февр. 1930 г., появилась статья под заглавием «Интервью с главою патриаршей православной Церкви в СССР, заместителем патриаршего местоблюстителя митрополитом Сергием и его Синодом». — Это «Интервью» нравственно придавило нас, всех арестантов-церковников.

                Обращаю внимание читателя: «Интервью» не с пат­риархом и не с его местоблюстителем, — а с заместителем местоблюстителя и с «его (!!!) синодом».., — так это Синод то — это только «его синод», т.е. просто теплая компания друзей сергиевских... Но где же патриарх?

                Где, по крайней мере, его местоблюститель?.. Каин, Каин! — где брат твой? И далее: откуда взялся во главе «Патриаршей Церкви» — митр. Сергий, бывший основатель анти-патриаршей «Живой Церкви»?

                Эти все вопросы напрашиваются совершенно невольно..» Итак, под вышеприведенным заглавием напечатана след. статья[5].

«Представители советской печати обратились с рядом вопросов к митрополиту Сергию и присутствовавшим при беседе членам синода.

                На поставленные вопросы м. Сергий и синод дали след. ответы:

               

Вопрос: Действительно ли существует в СССР гонение на религию и в каких формах оно прояв­ляется?

                Ответ: Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу Декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется. Больше того. Последнее постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апр. 1929 г. совершенно исключает даже малейшую видимость какого-либо гонения на религию.

                Вопрос: Верно ли, что безбожники закрывают церкви и как к этому относятся верующие?

                Ответ: Да, действительно, некоторые церкви закры­ваются, Но производится это закрытие не по инициативе власти, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих[6].

Безбожники в СССР организованы в частное общество и поэтому их требования в области закрытия церквей правительственные органы отнюдь не считают для себя обязательными.

Вопрос: Верно ли, что священнослужители и верующие подвергаются репрессиям за свои религиозные убеждения, арестовываются, высылаются и т.д.?

                Ответ: Репрессии, осуществляемые Советским прави­тельством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные уб­еждения, а в общем порядке, как и другим гражданам за разные противоправительственные деяния. — Надо сказать, что несчастье Церкви в том, что она в прошлом, как это всем хорошо известно, слишком срослась с монархическим строем. Поэтому церковные круги не смогли своевременно оценить все значение совершившегося великого социального переворота и долгое время вели себя, как открытые враги Сов. власти (при Колчаке, при Деникине и пр.)[7].

                Вопрос: Допускается ли в СССР свобода религиозной пропаганды?

                Ответ: Священнослужителям не запрещается отправ­ление религиозных служб и произнесение проповедей. Допускается даже преподавание вероучения лицам, достиг­шим совершеннолетия.

                Вопрос: Соответствуют ли действительности сведе­ния, помещаемые в заграничной прессе относительно жестокостей, чинимых агентами Сов. власти но отношению ж отдельным священнослужителям?

                Ответ: Ни в какой степени эти сведения не отвечают действительности. Все это сплошной вымысел, клевета, совершенно недостойная серьезных людей. К ответ­ственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях, и это, разумеется, происходит не в форме каких-то гонений и жестокостей, а в форме обычной для всех обвиняемых.

                Вопрос: Как управляется Церковь и нет ли стеснений для управления?

                Ответ: У нас, как и в дореволюционное время, сущест­вуют центральные и местные церковные управления. В центре — патриархия, т.е. (?!) заместитель патриаршего местоблюстителя и священный Синод, а в епархиях преосвященные архиереи и епархиальные советы. Кроме этого, при каждом приходе существует исполнительный орган, избираемый верующими. В управлениях всех наших органов до сих пор не было никаких стеснений и преосвященные находятся в своих епархиях.

                Вопрос: Существуют ли в СССР пастырские, богословские и т.п. школы?

                Ответ: Да, в Москве до сих пор существует богословская академия у обновленцев. Если же у нас теперь академии нет, то это происходит прежде всего в силу отсутствия достаточных материальных средств для этой цели.

                Вопрос: Как вы относитесь к недавнему обращению папы Римского?        

                Ответ: Считаем необходимым указать, что нас крайне удивляет недавнее обращение папы Римского против Советской власти. Мы считаем излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защитить нашу правосл. Церковь.

                Вопрос: Как вы относитесь к выступлению архиепископа Кентерберийского на Кентерберийском церковном Соборе?

                Ответ: Нам кажется вообще странным и подозрительным внезапное выступление целого сонма глав разного рода церквей — в Италии, во Франции, в Германии, в Англии в защиту православной Церкви... Что касается, в частности, выступления архиепископа Кентерберийского, то оно грешит тою же неправдою насчет якобы преследований в СССР религиозных убеждений, как и выступление Римского папы.

                Подписи:

                Сергий, митрополит Нижегородский

                Серафим, митрополит Саратовский           

                Алексий, архиепископ Хутынский

                Филипп, архиепископ Звенигородский

                Питирим, епископ Орехово-Зуевский

                15 февр. 1930 г.

 

                Таково мнение лже-главы лжепатриаршей церкви митр. Сергия (с некоторыми несущественными сокращениями). Но кто же эту главу после всего этого признает? Для кого эта лживая голова, несмотря ни на какое его христопродавство, остается все-таки главою?

                Представьте, читатель, что признают! — и признают многие...

                Ругают, но признают своим главою — «каноническою»... Как будто сидеть в аду с такою каноническою головою лучше, чем вовсе без головы...

                Но скажите, читатель, можно ли эту компанию архиереев, вселенских обманщиков, считать святой Христовой Церковью?

                Можно ли толпу, бессмысленную и даже еще не оглашенную, признать последователями Христовыми? — Разумеется: нет и нет!

                Все последователи лживого митр. Сергия — сами преисполнены лжи и лукавства и отпали от правды Христовой — отпали от Христовой Церкви.

                Святая соборная Апостольская Церковь — где-то в другом месте, а не около митр. Сергия и не около «его Синода».

                А где она, — пусть читатель сам поищет... Найти ее вовсе не трудно. Но можно твердо сказать, что Сергий основательно доказал, что синодальное управление Церкви ничего, кроме величайшего вреда, ей не давало и дать не может. Сергий выкопал этому управлению глубокую могилу; святая Церковь будет с ужасом вспоминать о грехах Сергия и его сподвижников, поставив его имя рядом с именами вселенских лжепатриархов — Нестория, Диоскора и других страшных изменников православия.

                Когда был изгнан со своей кафедры — еретическим императором — святитель Афанасий Александрийский, то, разумеется, нашлись архиереи, которые с полной готовностью исполнили все беззаконные веления царя. — Этих архиереев св. Афанасий называл не епископами, и катаскопами (т.е. царскими шпионами), лишенными всяких благодатных даров. Таковы и наши современные катаскопы, разрушители Божиих храмов и вообще церковной жизни. Таков митр. Сергий.

 

V. Примирение митрополита Сергия со старообрядцами

 

                7 октября 1931 года я был выпущен из Ярославского полит. изолятора и, так как мое здоровье было чрезвычайно надорвано пребыванием в тюрьме, я получил разрешение лечиться в Москве и здесь жить. Таким образом я оказался в центре всех церковных «центров». Мне нужно было избрать место, где можно было бы мне помолиться Богу, не соблазняя других и не теряя собственного настроения.

                В это время в центре Москвы еще сохранились четыре храма, в которых духовенство не признавало митр. Сергия своим церковным главой, выразителем взглядов русской Церкви. Я стал молиться в двух из этих храмов, потому что в двух других нашли мою молитву не безопасною и очень вежливо попросили меня эти храмы не посещать.

                Так продолжалось два месяца.

                Это мое положение оказалось известным для старообрядцев, и они сделали из этого свои выводы, а вскоре один из них (Ив. Як. Гавлов) сообщил мне совершенно случайно удивительную новость, будто м. Сергий решился собственной властью снять ужасные клятвы так называемого Большого Московского Собора 1666-67 гг.

                Нужно заметить, что на этом «соборе» были два восточных патриарха Александрийский (Паисий) и Антиохийский (Макарий); на этом соборе судили патриарха Никона и прокляли всю древнерусскую церковную историю с ее прежним двуперстием. Вместе с тем прокляли и Двуперстников, назвав их раскольниками-старообрядцами.

                На этом же соборе русский цезаропапизм был возведен почти в догмат Церкви: церковной духовной власти был дан в руки гражданский меч и узаконены были «градские казни», т.е. публичные казни новых раскольников.

                После этого на законном основании с благословения святейших патриархов запылали костры и были сожжены и вообще замучены многие тысячи двуперстников, как не повинующихся царской власти.

                Я лично считаю этот «собор», названный в истории «Большой Московский», просто русским разбойничьим собором, как в греческой истории был разбойничий Ефесский собор; ибо, как выяснил проф. Каптерев, патриархи, присутствовавшие на соборе, обманули царя Алексея Михайловича и не имели никаких канонических прав ни судить патр. Никона, ни вообще — открывать собор. А главный деятель этого собора митр. Паисий Лигарид был даже лишен духовного сана и лживо подписывался на соборе «митрополитом». — Тем не менее петербургский свящ. Синод не решился собственной властью снять клятвы этого собора, как наложенные патриархами.

                Митр. Сергий на это решился. И после того, как я узнал об этом крупном событии в русской церковной истории, я постарался отыскать копию этого распоряжения митр. Сергия и выписываю его полностью в том виде, в каком получил.

               

Деяние архипастырей православной св. Церкви в Союзе С.С.Р.,

возглавляемых Московской Патриархией

 

                В благочестивое святительство российских патриархов предпринято было исправление церковно-богослужебных книг и согласование церковных чинов и обрядов русской Церкви с чинами обрядами церкви Восточной.

                Предпринятое с общего совета российских архипастырей и пастырей, как и с благословения восточных патриархов, исправление это, однако, послужило поводом к образованию В Российской Церкви раскола старообрядческого, который вот уже почти три века разделяет русских верующих людей, составляя предмет глубокой скорби и непрестанных материнских забот нашей св. Церкви.

                В лице своих наиболее просвещенных архипастырей св. наша Церковь прилагала усилия устранить всякие препятствия к уврачеванию раскола, всякие причины и поводы к нареканиям на нее, якобы она презирает старые обряды сами по себе и враждебно относится к содержащим их ревнителям благочестия.

Так святая наша Церковь благословила свободное употребление богослужебных книг, чинов и обрядов патриаршего времени, столь дорогих и излюбленных сердцу старообрядцев и по существу своему не имеющих в себе ничего противного православию.

                Это признание православия старых обрядов и спасительности употребления их в союзе и общении со св. Церковью с особенною ясностью выразилось в издании от лица Церкви «Увещания» (Прав. Каф. Церкви) 1765 года и в учреждении единоверия.

                В учреждении единоверия выразилась, с одной стороны, вся полнота любви Церкви к старообрядцам, а с другой, ее истинный взгляд на хранимый ими церковно-религиозный уклад.

                Принимая в свое общение старообрядцев без малейшего нарушения хранимого ими церковно-религиозного уклада, св. наша Церковь самым делом засвидетельствовала, что дорогие для старообрядцев богослужебные книги и обряды сами по себе признаются не противными православию и держащиеся этих книг и обрядов в общении с нею являются присными чадами ее, — не пасынками, не пришельцами.

                Так как ревнители старообрядчества возлагали на Церковь православную вину ответственности за встреча­емые в прежних полемических книгах порицательные выражения на старые обряды, то от лица Церкви издано о сем в 1886 году «Изъяснение» (издано св. Синодом). В этом «Изъяснении» заявлялось, что православная Церковь признает содержащиеся в полемических против раскола сочинениях прежнего времени порицательные отзывы и выражения на именуемые старые обряды принадлежащими лично писателям сих сочинений, сама же не разделяет и не поддерживает сих отзывов и выражений.

                Ныне мы, архипастыри св. Православной Церкви в СССР, как образовавшиеся здесь в Москве под председательством заместителя патриаршего местоблюстителя, так и отсутст­вующие на сем собрании телом, но не духом (I К. 5, 3; I Всел. Соб. прав. 4), последуя при том голосу и суждениям прежде бывших православных архипастырей, пастырей и других тружеников на ниве Христовой, давно уже раз­давшемуся в нашем православно-церковном обществе, выразившемуся наконец и официально — а) в постанов­лении особой комиссии VI отд. предсоборного Присутствия 1906 года и, что особенно важно, — б) в постановлении отдела Поместного Собора Всерос. Церкви 1917—18 годов по единоверию и старообрядчеству, и в тех же видах уврачевания церковных разделений из-за старых обрядов и для вящего успокоения тех, кои по благословению Церкви и в общении с нею употребляли и употребляют названные обряды, рассудили и определили:

                I. Отзыв о дорогих для старообрядцев богослужебных книгах и обрядах, данный от лица св. Российской Церкви в книге «Увещание» и в «Изъяснении» св. Синода и в определении архипастырей Собора, бывшего в богоспа­саемом граде Казани в лето от Р.Х. 1885-е, — разделяем и подтверждаем.

                II. В частности, богослужебные книги, напечатанные при первых пяти российских патриархах, признаем православ­ными; свято хранимые многими православными единовер­цами и старообрядцами церковные обряды, по их внутренне­му знаменованию и в общении со св. Церковью — спасительными; двуперстие, слагаемое во образ св. Троицы и двух естеств в Господе нашем Иисусе Христе, — обрядом в Церкви прежнего времени употреблявшемся и в союзе со. св. Церковью благодатными и спасительными.

                III. Порицательные выражения, так или иначе отно­сящиеся до старых обрядов и в особенности до двуперстия, где бы оные не встречались и кем бы ни изрекались, — отвергаем и яко не бывшие вменяем.

                IV. Клятвенные запреты, изреченные Антиохийским патриархом Макарием и вслед за ним подтвержденные сербским митр. Гавриилом, Никейским митр. Григорием и Молдавским Гедеоном в феврале 1656 года, пастырями Российской Церкви на Соборе 23 апреля 1656 года, а равно и клятвенные определения собора 1666—67 гг., как послужившие камнем преткновения для многих ревнителей благочестия и поведшие к расколу в нашей св. Церкви, мы, руководствуясь примером самого же собора 1666—67 гг., отменившего клятвенные постановления Собора Стоглав­ого, по данной нам от всесвятого Животворящего Духа власти вязать и решать — разрушаем и уничтожаем и яко не бывшие вменяем.

                V. Ввиду того, что вышеупомянутые клятвы наложены с участием восточных патриархов и других святителей поместных церквей мы поручаем зам. патр. место­блюстителя или тому, кто будет после него возглавлять православную иерархию Московского патриархата, обра­титься к патриархам и другим предстоятелям православных поместных автокефальных церквей с посланием о том, чтобы они братски единомысленно приняли настоящее наше определение и своим согласием его утвердили.

                Бог же мира Своею неизреченною милостью и Своими неисповедимыми судьбами да умягчит наши сердца, болящие раздором; да уврачует язву разделения, удруча­вшую до сих пор всех истинных чад св. Церкви, и да приведет расстоящиеся паки во едино во исполнение молитвы возлюбленного Сына Своего, нашего Спасителя и Господа: «Да вси едино будут, якоже Ты, Отче, во Мне и Аз в Тебе, да и мир веру имет, яко Ты мя послал еси (Иоан. 17, 21). Еже буди, буди».

                10/23 апр. 1929 г. Москва

                Подписи:

                Зам. патр. местобл. Смиренный Сергий, Б. М. митр. Нижегородский

                Смир. Серафим, Б.М. митр. Саратовский

                Смир. Иннокентий, архиеп. Алтайский,

                Сильвестр, архиеп. Калужский

                Смир. Севастиан, архиеп. Костромской

                Cмиp. Арсений, архиеп. Сталинградский

                Смир. Алексий, архиеп. Хутынский

                Cмиp. Феофан, архиеп. Псковский

                Смир. Павел, архиеп. Ярославский

                Смир. Иоанн, архиеп. Ульяновский

                Смир. Константин, архиеп. Харьковский и Ахтырский Врем. упр. Днепровской и Мариупольской епарх.

                Смир. Питирим, епископ Волоколамский, управ, делами св. Синода

               

                С подлинным верно: упр. дел. патр. Св. Синода ел. Питирим[8].

 

                Хотя в этом «Деянии» на каждой его строчке написано глубокое непонимание всего, так называемого, старооб­рядчества, как явления церковно-культурного, а не только обрядо-молитвенного, — тем не менее я был от него а восторге. Действительно, после этого «Деяния» не может быть речи о расколе. Нужно лишь быстро и решительно исправить трехвековое церковное бедствие. И если двенадцать смиренных «никонианских» архиереев, стоящие во главе российской иерархии, открыто признали, что раскол церковный произведен теми клятвами, которые они ныне «разрушают и яко не бывшие вменяют», — то примирение сторон, доселе разобщенных, нужно признать совершившимся фактом.

                По этому поводу я начал переговоры с представителями московских старообрядцев; я спросил их, какое впечатление произвело на них это «Деяние» м. Сергия. — Ответ последовал приблизительно такой: «Мы, конечно, рады, что архиереи бывшей господствующей церкви сознали свою вину пред святой Церковью; а в собственном православии мы никогда не сомневались. Поэтому «Деяние» митр. Сергия для нас значения не имеет, тем более, что его искренности мы нисколько не верим».

                Тогда я стал спрашивать московских протоиереев, какого мнения они по поводу этого «Деяния». — Каково же было мое удивление, когда оказалось, что старые московские протоиереи решительно ничего об этом «Деянии» не знают — чрез три года после появления его на свет! Бедные старцы были оскорблены таким архиерейским пренебре­жением к протоиерейским чувствам и мыслям, когда я им рассказал, в чем дело.

                А далее выяснилось такое положение: когда было выпущено это «Деяние», то многие старообрядцы (напр., во Владимирской и Саратовской епарх.) разумеется, использовали его и быстро доказали «ревнителям благочес­тия», что лучше быть в свободной Христовой Церкви, чем в казенной — приказной... Началось движение совсем не то, на которое рассчитывали никонианские «смиренные» старцы, началось движение не в сторону этих «смиренных» обидчиков, а в сторону действительно обиженных и гонимых. — Начались переходы от «никониан» в «раскол».

                Тогда «смиренный» Сергий и все его остальные «смиренные» начали прятать свое «Деяние» от всех мыслящих людей и уверять, что это еще совсем не настоящее «Деяние», а только проект и что сами эти «смиренные» на такое доброе дело «без собора» решиться никак не могут.

                Так м. Сергий хотел было сделать одно прекрасное дело, Да и на это у него не нашлось достаточно ни мужества, ни честности. — Все это «Деяние» архиерейское было не продуктом пастырской ревности и попечения о погибающих Душах, а следствием канцелярского безделья, — от безделья написали, а от трусости ничего не сделали из того, что должны были сделать, что сами же признают своей обязанностью.

 

VI. Моя молитва в чужих храмах, но со своей братией

 

                Я писал выше, что во всей Москве к 1932 году осталось только четыре храма, в которых прихожане осмеливались не признавать себя верноподданными митр. Сергия. В двух из этих храмов я и молился; но молился так, что всегда слышал около себя шепот: «раскольник», «запрещен»... У меня почти никто не брал благословения.

                Я в это время исповедовался и приобщался св. Тайн в Никольском храме (в Подкопаевском переулке) у иеромонаха Григория. Еще раз повторяю, что я молился у этого иеромон. Григория потому, что он, иеромонах Григорий, не признавал над собой самодержавия м. Сергия. Но 6 декабря 1931 года он просил меня более не приобщаться в его храме, потому что я под запрещением... митр. Сергия! — Так страшно для всех было это имя и так все всегда ждали его мести. И принимали все меры, чтобы эта месть их не коснулась. И ничто не помогло!

                В январе 1932 года получено было известие, что духовенство всех четырех храмов, не признавшее Сергия, получило запрещение его в священнослужении. Все поняли сразу, что это подготовка к закрытию этих святых храмов.

                Ведь закрыть храм без объяснения причин или сказать, что храм закрывается и уничтожается только потому, что «так нам хочется», — все-таки не очень умно. А вот доказать верующему народу, что «здесь отщепенцы», что «здесь не признают духовной власти», что и «молиться-то с ними — грех».., это называется умным подходом, и тогда храм можно разрушить или закрыть на достаточных основаниях.

                Это митр. Сергий понимал прекрасно и подготовлял святые храмы к закрытию — умно и последовательно... После всех этих наблюдений мне оставалось только искать места, где можно бы было помолиться Богу.

                Я решил идти молиться к тем старообрядцам, о которых знал, что они ко мне относятся с истинно христианскими чувствами. Я пошел туда и, как всегда, встал среди толпы, чтобы не обращать на себя внимания.

                Но меня среди толпы нашли сначала священники, а потом мало-помалу и миряне. А вскоре, 28 февр. 1932 года, в день св. Василия исповедника, когда я стоял с одним священником посередине храма, подошла ко мне некая боголюбивая христианка и попросила у меня Благословения. _ Зная строгость церковной дисциплины в старообрядчес­ких общинах, — я даже растерялся сначала и спросил моего собеседника, могу ли я исполнить эту просьбу и дать благословение этой рабе Божьей. Он мне ответил буквально следующее: «Если она просит вашего (т. е. моего) благословения, прошу исполнить ея просьбу».

                Эта христианка была незабвенная для меня раба Божия Евдокия (Михайлова); и ее поступок — принятие от меня благословения, доказал мне, что я для них не чужой, а свой, что я для них не враждебный и вредоносный «никонианин», а действительно епископ единой. Святой соборной Апостольской Церкви.

                Могу сказать твердо, что эта боголюбивая раба Божия — Евдокия своей просьбой благословить ее и соединила меня со своей общиной. В этом ее святом поступке было для меня достаточное доказательство, что старообрядцы меня уже любят истинно-христианской благодатной любовью. И я должен сказать, что это было для меня великим благодатным утешением среди моих бесчисленных церковных скорбей. С тех пор я нашел в старообрядцах истинных родных братьев во Христе, сознательно относя­щихся к своим религиозным обязанностям и к своему христианскому званию.

                После этого не прошло и месяца, как все храмы, «не признающие митр. Сергия» были закрыты и заперты. 24-25 марта были изъяты из обращения все дерзкие священники, не признавшие его непогрешимой воли, за что ранее они были только «запрещены». А 1-го апреля я снова попал туда, откуда идет верный путь ко спасению для всех честных священнослужителей. В скором же времени я оказался в третьей ссылке в Алма-Ате.

 

VII. Едино стадо любви Христовой

 

                Ранее я сказал, что в моих отношениях с беглопоповцами все по-человечески было продумано и подсчитано: все было принято во внимание; забыто было только одно («одно» добавлено сверху — Авт.): человеческие грехи... И человеческие грехи и привычки к раздору не допустит до святого дела молитвенного объединения русских верующих людей.

                А в отношениях моих к Белокриницкой иерархии для меня не было ничего предусмотренного и все явилось каким-то чудом милости Божией.

                Когда я приехал в Алма-Ату, мне некуда было прийти помолиться Богу: в храм, которым завладели живоцерковники — идти нельзя, а в единственном храме Сергиевском можно было бы молиться, но сергиевский архиерей нашел возможным и для себя полезным в моем присутствии говорить против меня поучения к своей пастве о том, что-де «и некоторые епископы не хотят признавать власти нашего главы и что о них-то и сказано: возстанут лжехристы и лжепророки».

                После этого мне, причисленному к лжехристам и лжепророкам, неудобно было посещать храм этого догад­ливого святителя.

                И вот в это время для меня совершенно неожиданно я получил великий дар от священником Белокриницкой иерархии: я получил святые Дары, святую дарохранительни­цу и омофор. Для меня этот великий дар был истинным откровением милости Божией ко мне грешному.

                Ведь я знаю отлично, как строго и требовательно относятся все старообрядцы к соблюдению всяких требо­ваний канонических и литургических в своих общинах и храмах, и тот факт, что я от них получил св. Дары, — я рассматриваю только как чудо некоего благодатного вдохновения.

                Некогда великий хранитель Божьего ветхозаветного закона ввел (неразб.) Отроковицу во Святая Святых, куда сам имел право вступать только раз в год... На это великое нарушение закона Первосвященник не имел никакого права, имея только страшное запрещение. — И однако он это сделал! Он Это сделал потому, что Бог открыл ему то, чего не видели другие. Так и ныне Бог дал людям рассмотреть то над чем другие стоят только с изумлением.

                Кого же Господь избрал орудиями и исполнителями Своей воли?

                Дело произошло так. — Когда я бывал в старообрядческ­их храмах, то меня, как больного старика, почти всегда сопровождала одна добрая девушка очень высокого настроения — Маргарита (Емельянова). Когда ста­рообрядцы меня спрашивали, кто со мной бывает в их храмах, — я, конечно, не скрывал, что это формально «никонианка», но что идейно душой она так же далека от «никонианства», как и я, и что это моя ближайшая ученица.

                Эта раба Божия, Маргарита, после моего вызова из Москвы стала и без меня посещать для молитвы старообрядческие храмы, и ее-то Господь и избрал для того, чтобы она приняла от старообрядческих священников и передала мне св. Дары. То, к чему тщетно стремились архиереи и до чего не могли додуматься многоученые профессора, — то свершилось по молитвам и руками чистой благочестивой девушки. Воистину дивны дела Божий!

                Разумеется, моя радость по поводу этого, несомненно, общецерковного события, была и остается беспредельной. Для меня несомненно, что это событие крупной общецерковной важности, хотя объем этого события будет раскрываться постепенно и медленно. Однако при благопр­иятных обстоятельствах это событие может и в ближайшее время проявить себя всесторонне и чрезвычайно благотворно. Будем молиться и надеяться, что это будет так, что преступный цезаропапизм сменится в нашей жизни умной церковной общественностью, церковно-народной общиной.

                Для меня лично это событие сопровождалось такими обстоятельствами, которые для меня сугубо знамена­тельные.

                Когда я получил св. Дары от старообрядцев, как высшее проявление их христианской любви и доверия ко мне, я долго думал, как мне поступить, — тем более, что я точно и не знал, кто мне прислал этот Священный Дар. Я посоветовался с одним благочестивым (ныне уже покойным) старообрядцем — Георг. Савельев. Чернышевым и решил писать благодарственное письмо самому старообрядческому архиеп. Московскому Мелетию и ему принести благодарность за ту любовь, проявления которой со стороны его сопастырей могут иметь великое созидательное значение для всей Церкви. — Мое письмо ко владыке Мелетию было след. содержания.

                Его Высокопреосвященству,

                Высокопреосвященнейшему Мелетию, Архиепископу Московскому и всех древле-православных общин

                Высокопреосвященный Владыка о Христе возлюбленный собрат и сослужитель.

                Помолясь своим покровителям, казанским чудотворцам Гурию и Варсонофию, в день их памяти и 25-летнего юбилея моего епископства, пишу Вашей Святыне это письмо.

                Милости Божий ко мне, грешному, неизреченны; я могу сказать, что живу среди чудес благодати Божией и особенно тогда, когда нахожусь в узах тюрьмы и в изгнании. Последнее такое чувство я пережил 17 сент. с. г., когда совершенно неожиданно для себя я получил от одного священника подведомой Вам иерархии св. Дарохра­нительницу и св. Дары в ней.

                А этот день, 19 сент., знаменателен для меня тем, что в этот день празднуется св. Церковью память моих пращуров — ярославских чудотворцев и в тот же день я получил в 1907 году указ о бытии мне епископом. Итак, ныне, 1932 года 19 сент. я получил св. Дары из того церковного общества, которое меня, как «никониа­нина», — не признавало своим собратом, но которое я всегда считал православною Церковью московских чудотворцев Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена и Казанских Гурия, Варсонофия и Германа.

                Имея в руках этот великий дар благодати Божией и любви Вашей, я ныне считаю себя уже своим для Вас и поэтому и пишу Вам это письмо, будучи преисполнен благодарности к Вам за истинно-христианскую любовь Вашу.

                Я ныне лежу, яко впадый в разбойники, весь оклеветанный и израненный; Вы же и братия Ваша исполнили на мне заповеди Христовы и ко мне, как к епископу, отнеслись всецело по соборному указанию (Сард. Соб. пр. 17).

                Видя и чувствуя все это и многое подразумеваемое, я не могу молчать и должен говорить (Екк. 3, 7; Иер. 20, 7-9). Я должен говорить и для Вас, чтобы познакомить Вас с моими церковными взглядами, и для «никониан», которые во многом не понимают моего церковного поведения.

                Доселе древле-православные христиане и так называемые «никониане» были единомысленны только во святых догматах Церкви, но петербургское царское правительство искусственно разъединяло их в молитвах и обрядах. На этом мало-помалу утвердилось и разъединение их в церковной администрации (управлении).

                Древле-православные христиане ценой своего двухвеко­вого мученичества сохранили у себя истинно-соборное управление и правильное разумение, что есть Христова Церковь. А «никониане» вполне подчинились царской власти импер. Петра и его «Духовному регламенту». Церковь обратилась у «никониан» в казенное «Ведомство Православного Исповедания» (а параллель управлению по Делам печати или управлению тюрьмами), а живая вера мало-помалу превратилась в формальное исполнение обрядов; и то — только по требованию гражданских законов. Государственное исповедание оказалось просто казенным неверием.

                Поэтому «никониане» утратили понимание даже того, кто есть Глава Церкви: Господь Спаситель или государь император. А когда государя не стало как единого главы, то у «никонианских» архиереев явились сразу три главы (живоцерковная глава, митр. Сергий и митр. Григорий), а миряне, забыв Единого Главу — Христа, буквально заблудились среди этих трех сосен, не зная, куда приткнуть­ся, потому что никогда не умели читать свящ. Писания и понимать его, как следует.

                Правда, в 1917 году было восстановлено русское патриаршество и тогда явилась, хоть и слабая, надежда на восстановление канонического управления русской Церкви. Но после смерти п. Тихона его место совершенно антиканоническим путем занял митр. Петр со званием местоблюстителя патриаршего престола. Его управление можно характеризовать одним словом: диктатура (хотя и кратковременная).

                После Петра его место занял м. Сергий, достигнув этого также вполне антиканоническим путем. —   Управление этого митр. Сергия можно охарактеризовать словами: лицемерие и циничная бесчестность. Между тем Сам Господь требует от Своих последователей прежде всего, чтобы они береглись лицемерия, как закваски фарисейской (Лк. 12, 1) и закваски Иродовой (Мрк. 8, 15), а честность считается элементарной добродетелью всякого гражданина и тем более необходимой добродетелью епископа (I Тим. 3, 2). Та же Иродова закваска заставила митр. Сергия и всех, сообщающихся с ним, нарушить 30-е правило св. Апостолов, 3-е правило VII всел. Собора и очень многие другие.

                Вообще грехи митр. Сергия и его бесчестного синода вполне явны и в общей сложности являются «нечестивою ересью клеветников на христианство» (VII соб. пр. 7); это ересь злейшая, чем ересь клеветы на святые иконы (иконоборчество). Это некая новая уния с неверием, сопряженная с учреждением совершенно антицерковных катаскопов. Это скрытая форма арианства — полити­ческого.

                Что касается живоцерковничества, то я его считаю просто церковным разбоем; а архиерейскую группу митр. Григория я считаю мало оправдываемой и канонически и просто логически, ибо эти архиереи-григорьевцы признают митр. Петра своим главой, а его запрещения, на их самих им наложенного, они не признают! Это трудно понять, ибо это совершенно не последовательно.

                Вследствие всего вышеизложенного с июля мес. 1926 года я вынужден был (именно вынужден митр. Сергием и его неправдами) вполне отойти от этих архиереев, которые не хотят быть служителями Церкви, как ал. Павел заповедал (Кол. I, 25), а хотят только господствовать над наследие!» Божиим, что так определенно запретил ал. Павел (I П. 5,3).

                Я считаю, что никакого согласия между Христом и Велиаром, верного с неверным не может быть (2 Кор. б, 15). А между тем, все «никонианские» архиереи, без различия группировок, устраивают это грешное согласие и на нем, а не на Кресте Христовом; хотят утвердить Церковь. — Мало того, они считают, что они, то есть, архиереи, и суть Церковь, вопреки учению св. ал. Павла (2 Кор. 5, 4). Я же считаю, что св. Церковь составляют все верующие, все сыны Божии по вере в Иисуса Христа (Гал. 3, 26), весь народ Божий, живые камни, из которых устрояется дом духовный О П. 2, 5), тело Христово (I Кор. 12, 27; Ев. 1, 23).

                Глубоко радуюсь и благодарю Господа, что такое понимание св. Церкви и у древле-православных христиан; поэтому они и сохранили свою церковную соборность, столь извращенную и даже поруганную у «никонианских» архиереев, которые в храмах поют, что они веруют во едину святую соборную Апостольскую Церковь, а в своей практической деятельности считают главными своими законами всякие другие законы, кроме законов соборных.

                Когда я вынужден был отойти от этого церковного беззакония, то «никониане» выдумали проклятое слово «андреевщина», уверяя ненаученный народ, что я строю какую-то свою церковь, устрашаю какое-то самочинное собрание. — Это чистая клевета; и всякую «андреевщину» я анафематствую по слову ал. Павла (Гал. 1, 8). Я стремлюсь быть только рабом Христовым (ст. 10) и исполнять волю на свою, а Христову.

                В это время в моем изгнании и нашли меня древле-православные христиане и согрели меня своей любовью и мне, как полноправному епископу православной Церкви, принесли священные Дары Христовой Евхаристии.

                Преклоняюсь перед промыслом Божиим, тако устрои­вшим и земно кланяюсь всем, кто потрудился в этом деле.

                Итак, Святитель Христов, мы уже объединены с вами по милости Божией Единым Главою св. Церкви, Господом нашим, объединены и во святых церковных догматах и в молитве и в церковной дисциплине (т.е. в св. обрядах).

                Ныне для меня остается решить вопрос третьестепенного значения, признавать ли мне ныне и немедленно какую-либо церковно-иерархическую впасть до соборного решения по этому поводу.

                Всесторонне обдумав этот вопрос, помолясь Богу и призвав на помощь Святителей и чудотворцев Казанских, прошу Вас, святой Владыко, принять мои услуги в созидании св. Церкви.

                Со своей стороны всякое Ваше указание на пользу св. Церкви приму с любовью и благодарностью. Но в целях церковной экономики я должен до собора остаться епископом Уфимским, каким я был до сих пор. Я должен сохранить никем не заподозреваемую полную свободу церковного делания везде, где это возможно, ибо горе мне, если не благовествую (I К. 9, 16).

                Поэтому будем искать того, что служит к миру и взаимному назиданию (Рим. 14, 19).

В дополнение к сказанному напоминаю Вам, что для меня правила св. Соборов и св. Отец — это закон моей жизни. Но исповедуюсь Вам, святой Владыко, что моя мысль такова: по нынешним тяжелым для св. Церкви временам, — всем церковным деятелям особенно нужно руководиться великим примером ал. Павла (I Кор. 9, 20—22). Нужно все делать для Евангелия, чтобы быть соучастником его (23).

                Из соборных правил необходимо исполнять правила 77, 79, 103 и 137 Карфагенского собора; правило 15 Двукрат­ного собора; 89 каноническое правило Василия Великого — о возобновлении старческих правил.

                Мудрое исполнение этих и параллельных им правил может принести для св. Церкви обильные плоды: соборная любовь исцелит многие страждущие души и привлечет их к Церкви Христовой.

                Поэтому в заключении прошу Вас и Вашу о Христе братию непременно сделать меня участником уже первого (после 1932 г.) Вашего собора древлеправославных христиан.

                Заканчивая свое письмо, усердно прошу святительских молитв Ваших и всей Вашей о Христе братии.

                С братской о Христе любовью остаюсь Вашего Высоко­преосвященства недостойный сомолитвенник Андрей, епископ Уфимский (архиепископ Томский).

                4 октября 1932 г. День Святителей Казанских Гурия и Варсонофия

 

                На это письмо я получил ответ такого содержания:

               

Г. И. Х. С. Б. п. н.

                Ваше Высоко-ство, Боголюбнейший Архипастырь, Владыко Андрей

                Нас крайне удивило и вместе с тем обрадовало Ваше искреннее и сердечное решительное отмежевание от той испорченной и своевольной среды, которая не знает никакого подчинения ни перед кем и ни перед чем, кроме подчинения царской власти.

                Итак, в нашем древлеправославном Домостроительстве явилось новое неожиданное событие — Ваше примирение. — Я верю в Промысел Божий и уповаю, что Ваши святые и благочестивые пращуры умолили у Престола Царя Славы, чтобы их потомок восстановил и оправдал св. Древность, искалеченную и опороченную и даже анафематствованную мордвином патриархом и его приспешниками. Но Господь противился гордым, а смиренным дает благодать.

                Когда дедушка[9]* прочитал Вашу исповедь, то задумался, а затем просиял и сказал: «береги эту бумагу, а ему отпиши:

пусть исполняет все, что полагается его сану, согласно правилам и практике св. Церкви «до-никонианской». И да пособствует ему благодать св. Духа в подвигах и трудах его».

Братский мир и спасение шлет он Вам и привет и низкий поклон! И просит Вас совершать молитву о его смирении. Итак, известив Вас об этом, земно кланяюсь Вам, прошу прощения и Вашего Архипастырского благословения и святых Ваших молитв.

Грешный протоиерей Н. Пронин 1932, дек. 15.

 

                Вместе с этим письмом я получил от Белокриницких старообрядцев святое Миро и омофор. Иже чтет да разумеет!

                Я должен кончать. — Все материалы, относящиеся к истории моего старообрядчества исчерпаны. — Теперь я почитаю своим долгом сказать твердо и открыто: я непримиримый враг цезаро-папизма, как и всякого насилия, — поэтому я враг и того страшного греха, который в общей сложности именуется «никонианством».

                Я не революционер, ибо в революции есть большой элемент злобы и мести. Но прекрасно понимаю революцию, как протест против неправды и насилия. Я прекрасно понимаю таких революционеров, как великие пророки Исайя, Иеремия и почти все остальные, обличавшие несправедливые законы и жестокие решения. Воистину — чтобы познать истину, нужно сначала осуществить в жизни правду—справедливость.

                Я не революционер! Я христианин и никому не хочу зла... Но вместе с ал. Павлом — против всякого беззакония и общественной неправды (Дн. 22 и 23).

                Я даже не христианский социалист, ибо и в так называемом христианском социализме есть нечто от лука­вого в виде человеческого негодного пустословия и прекословии. Христианский социализм, как и социал-демократия, — это плоды римского католицизма, как большевизм есть продукт петербургского цезаро-папизма.

                Я — только христианин и последователь великого христианского гения, апостола Павла; я — христианский общинник! — Я считаю, что социологи ал. Павла, основанная на учении о Богочеловечестве Господа Спа­сителя, обеспечивает для всякого человека и земную социальную правду и вечное его спасение. Но несчастные цезаропаписты («никониане») не хотят понять этого, не хотят быстро и решительно выступить на путь христианс­кого оздоровления жизни; сбитые с толку своими архиереями — катаскопами, несчастные «никониане» не понимают всей глупости своего положения и продолжают свое бессмысленное существование.

                «Никонианство», как полное извращение христианства, есть несомненная ересь; но «никониане» до такой степени жалки и нелепы, что их еретиками назвать почти несправедливо! Какие же это еретики! — Такие они несчастные... Это дети — крещенные, но ничему не наученные.

                Братие, православные христиане, работайте же Господу! Работайте со страхом и радостью! Учитесь у ап. Павла! Устраивайте, восстанавливайте древне-православную, христианскую жизнь по правилам и практике св. Церкви до-никонианской! Покайтесь! Устраивайте свои христи­анские общины свободные, честные, трудолюбивые и радостные.

                А о себе я, грешный, могу сказать великое чудное слово: «я раб вашей любви» и готов до смерти служить делу устроения на земле этой христианской любви и церковной соборной жизни. — Да будет едино стадо и Един Пастырь! — А Христово стадо не может быть не разумно...

               

                Православный Епископ Андрей

1933, февр. 28 Алма-Ата

 

М.Л.Зеленогорский. Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (князя Ухтомского). М., «Терра», 1991 С.195-236.